Исправлявший должность наказного атамана войска Донского донес по телеграфу, что 204 рабочих Волжско-Донской железной дороги прибыли в Новочеркасск с жалобою на подрядчика Гладина и, несмотря на все убеждения, отказывались возвратиться к месту работ.

Государь император по всеподданнейшему докладу о сем высочайше повелеть соизволил: командировать на место работ Волжско-Донской дороги флигель-адъютанта капитана Рылеева для подробного исследования причин, по коим рабочие отказываются исполнять заключенные с подрядчиком условия, и немедленного удовлетворения претензий, если они окажутся справедливыми.

Флигель-адъютант капитан Рылеев, окончив возложенное на него поручение, представил его величеству всеподданнейший рапорт следующего содержания:

«По повелению вашего величества 14 числа прошлого июня месяца я отправился к месту производства работ Волжско-Донской железной дороги в г. Царицын и прибыл туда 19 числа, начав с следующего дня объезд участков.

Первою заботою моею было ознакомиться с положением рабочих и убедиться в справедливости их жалоб и претензий. Объехав все работы в течение двух суток, я узнал из расспросов, что претензии их заключались в следующем: 1) Рабочие положительно объявили, что о существовании контрактов им не было известно, наем же производился обыкновенно по словесному договору, работы должны были исправляться безурочно, сроком на 3, 6, 7 и 8 месяцев с проходкою туда и обратно на родину, без ответственности друг за друга круговою порукою и без вычета дней, в которые по ненастью работы производиться не могли. 2) Все без исключения рабочие жаловались на дурное и даже жестокое с ними обращение доверенного подрядчика Гладина, мещанина Головкина, приказчиков [877] и десятников, на невыносимо трудную задаваемую им урочную работу и на пищу, которая выдавалась в первое время по прибытии на место работ дурного качества и 3) Объявили, что при найме их на месте в волостных правлениях они принуждаемы были волостными головами и писарями брать цену, назначенную доверенными подрядчика, которые угрожали, в противном случае, немедленным сбором государственных податей, заставляя их продавать притом последнее имущество или, наконец, прибегая к мерам наказания.

С первого же дня моего объезда по участкам работ рабочие не обнаруживали ни малейших признаков буйства или неповиновения, но с покорностью лишь просили облегчить их положение.

В продолжение месячного пребывания моего в г. Царицыне я внимательно всматривался в положение рабочих и в условия их быта.

Я убедился в истине их жалоб и тех злоупотреблениях, которые допускались при назначении им уроков; наконец, что важнее всего, в возможности заставить крестьян кроткими мерами быть послушными, спокойными и оставить всякую мысль о побегах.

Лучшим доказательством вышесказанного может служить то, что в течение моего пребывания в Царицыне, когда обхождение с рабочими было изменено, не было совсем бежавших; причины же побегов, сколько я мог дознать, были следующие:

Волнения между рабочими начались через месяц по прибытии их на места работ, т. е. в конце апреля, хотя главнейшею к тому причиною было неправильность заключенных с ними письменных условий; однако, прежде чем условия эти стали вполне известны рабочим, существовали и другие причины к неудовольствию их на подрядчика.

1. Контракты заключались волостными правлениями по соглашению с наемщиками подрядчика Гладина без всякого ведома и участия нанимавшихся рабочих. Контракты эти не были объявлены рабочим на месте найма, и даже копии с них были выданы некоторым артелям не ранее как чрез месяц по приходе в Царицын.

2. Приказчики Гладина, нанимавшие людей на работы в более отдаленных от Царицына уездах Тамбовской и Рязанской губерний, словесно обещали некоторым артелям возвратить по приходе на место работ половину путевых их издержек.

Люди, застигнутые на пути весенним половодьем, истратились в дороге более обыкновенного и потому настойчиво требовали возврата условленной половины харчевых расходов, но бывший доверенный Гладина, Головкин, решительно отказал [878] в этом требовании. Впоследствии Гладин хотя и удовлетворил некоторые артели, но другим заплатил лишь по моему настоятельному требованию накануне моего отъезда.

Это было первым поводом неудовольствия на подрядчика со стороны рабочих.

3. По приходе людей в г. Царицын их постоянно кормили овсянкою и ячневою кашей и, что всего важнее, не было капусты до первых чисел июня месяца. Рабочие, привыкшие к кислой пище и ставившие, по их словам, в условие при найме дачу на работах капусты, сильно жаловались на недостаток ее.

4. С открытием работ задаваемые уроки были очень умеренны, но это продолжалось весьма не долго, впоследствии их стали постепенно увеличивать и довели до размеров, отяготительных для людей, никогда прежде не бывавших на земляных работах. Рабочие на все свои просьбы об уменьшении уроков видели только постоянное их увеличение.

5. Одною из важнейших причин, вынудивших побеги рабочих, было грубое обращение с ними доверенного подрядчика Гладина, Головкина, приказчиков и десятников его, а также полное невнимание и пренебрежение с их стороны к нуждам рабочих, которые скоро потеряли всякое доверие к своему хозяину и, наконец, решительно возненавидели его. Приказчики и десятники, с своей стороны, смотрели на рабочего, как на животную силу, и в вынуждении от него усиленной работы видели средство отличиться перед хозяином.

6. Десятники и приказчики в числе понудительных мер к выработке задаваемых уроков употребляли угрозы - заморить всех тяжкими работами по примеру прошлого года. Так, один из десятников говорил им, что в прошлом году он заморил 800 человек, а теперь уморит всех до одного. Угрозы передать непокорного в руки царицынской полиции сильно действовали на рабочих, которым известно было, что в апреле по требованию Головкина полиция наказала 150 ударами розог двух рабочих с участка 1 версты.

В числе прочих причин неудовольствия рабочих заключалось и то, что Головкин не имел необходимых денежных средств для удовлетворения нужд рабочих и хорошего их содержания.

В конце апреля выданы были копии с контрактов тем артелям, которые не получили их на месте найма, и только в начале мая розданы были расчетные книжки. В контрактах этих главные основания найма выставлены совершенно несогласно с словесными договорами, а именно: вместо 6 и 7 месяцев всей работы назначено 8 и 9, срок выдачи денег и самое их количество изменены, включена круговая порука, помещены вычеты за дождевые, больные и праздничные дни и, наконец, другие, [879] менее важные статьи, прежде совершенно неизвестные рабочим. Возникшие вследствие сего недоразумения были причиною первых побегов с места работ, вначале поодиночке или небольшими партиями.

Между тем Головкин и его управление продолжали следовать прежде заведенному порядку, а именно: 1) Малейшая невыработка рабочими заданного урока записывалась в его книжку, а как большинство нанималось работать без уроков, то это обстоятельство приводило людей в решительное озлобление. Записывались также больные и дождевые дни, а из постоянных угроз десятников каждый знал, что за все это последует вычет из договоренной платы. 2) Уроки на работах задавались всем одинаковые, тогда как плата была различная; это обстоятельство еще более укоренило в рабочих то убеждение, что они ничем не ограждены от произвола хозяина. 3) Многие из артелей нанимались с условием по заработке задаточных денег получить расчет и итти домой, ежели того пожелают, другие - всего только на три месяца и потому пришли с 3-месячными паспортами, но как те, так и другие узнали в Царицыне о том, что все подведены под общий срок до 1 декабря. По этой же причине в день моего приезда в Царицын ушла партия в 57 человек и прежде того отлучились с места работ в разное время тремя партиями до 250 человек.

Обстоятельство, выставленное Гладиным как главнейшая причина побегов, высокая заработная плата косарям в смежных степях, я нахожу неосновательным; во-первых потому, что ничем не подтвердилось, чтобы рабочие уходили на сенокосы, напротив того, они большею частью направлялись на родину; во-вторых, главнейшие сенокосы находятся в Земле войска Донского, где вследствие распоряжения наказного атамана беглые не могли найти никакой работы, а были бы немедленно представлены на место работ и, наконец, в третьих, всякий крестьянин хорошо знает, что без паспорта ему не дадут приюта в чужой стороне, и потому каждый беглый старался скорее пробраться на родину.

При том едва ли возможно допустить, чтобы на сенокосы вздумала отправиться в одно и то же время масса людей в 100 и более человек без всяких письменных видов.

Точно так же по исследованию не подтвердилось и другое обстоятельство, выставленное причиною побегов, а именно, будто бы письменные известия, получаемые рабочими от семейств с требованием возвращения их на родину для уборки хорошо уродившегося собственного хлеба. Если и были получаемы подобные письма, то весьма немногими из числа рабочих, которые в таких случаях обыкновенно предъявляли их хозяину и просили у него расчета. [880]

Предварительно возвещенный приезд сына Гладина в Царицын, дав рабочим надежду, что он разберет и удовлетворит их, приостановил на несколько дней начавшиеся общие побеги; но надежды эти не сбылись, хотя с приездом Гладина пища заметно улучшилась, но он решительно отказался изменить срок найма, показанный в письменных условиях, а по неимению денег не мог удовлетворить требований об условленной плате. Тогда 23 мая ушла из Царицына в Новочеркасск с жалобою к наказному атаману партия в 205 человек.

Сын Гладина решился остановить побеги, прибегнув к строгим мерам и наказаниям. Подстрекаемый Головкиным, он обратился к царицынскому городничему, который 24 мая жестоко пересек 20 человек, оставшихся от артелей, ушедших накануне в Новочеркасск.

В числе наказанных был старик 64 лет, приведший с собою на работы двух сыновей; последние просили быть наказанными вместо отца, но просьба их не была уважена, и, жестоко высеченный 150 ударами, старик пролежал около недели в лазарете. Наказание это происходило таким образом: рабочие были собраны на дворе дома Гладина под предлогом раздачи им требуемой платы за работу; туда же явился городничий с квартальным надзирателем, стряпчим и начальником инвалидной команды с вооруженными солдатами. По расстановке вокруг дома часовых и по закрытии ворот городничий без всякого исследования дела приступил к наказанию рабочих по указанию Головкина, дозволяя себе при этом рвать у наказанных бороды и бить людей ногами. Несправедливое наказание это давало повод думать рабочим, что они пострадали только за то, что не последовали примеру своих бежавших товарищей.

Как и следовало ожидать, распоряжение это не осталось без важных последствий и послужило поводом к бегству 26 числа 114 человек. По настояниям того же Головкина царицынский исправник отправился за ними в догоню с командою инвалидных солдат, причем дошло до употребления огнестрельного оружия; один рабочий убит и несколько ранено; несмотря на это рабочие не были возвращены и ушли на родину.

В то время, когда описанные события происходили в границах Царицынского уезда, рабочие, расположенные в земле войска Донского, едва удерживались от побегов обещаниями скорого приезда сына Гладина, который медлил прибытием, а между тем до рабочих дошел слух о царицынском наказании, и прямым следствием сего было то, что вечером 29 мая с четырех ближайших к Калачевскому хутору участков поднялось около 400 человек, которые, одна коже, были на другой день остановлены и возвращены на место работ командою казаков. [881]

Во время поездки моей в Новочеркасск для свидания с князем Дондуковым-Корсаковым прибыла в Царицын партия в 205 человек из Новочеркасска, для препровождения коей находился войсковой старшина Полушкин, который по изменении контрактов этой партии отправился обратно, пробыв в Царицыне всего два дня.

18 числа сего месяца, объезжая в последний раз участки, я роздал рабочим копии с подписки, вытребованной мною у сына подрядчика Гладина, передав таковые же и чиновнику особых поручений саратовского гражданского губернатора для надлежащего распоряжения и наблюдения за точным выполнением вновь постановленных условий.

Подпискою этою обеспечивалось на будущее время справедливое распределение работ, хорошее содержание рабочих и кроткое с ними обращение.

В заключение я не смею умолчать, что лазареты, устроенные для пользования больных, находятся в совершенной исправности и что относящееся до врачебного пособия рабочим заслуживает полное одобрение.

Изложив с полною откровенностью все мною найденное и виденное, осмеливаюсь всеподданнейше доложить вашему императорскому величеству, что, в исполнении возложенного на меня высочайшим доверием поручения, я старался сохранить беспристрастие и справедливость ко всему делу вообще, но не смею скрыть, что положение бедных тружеников, приведенных издалека, было главным предметом моего попечения».

Государь император по прочтении такового донесения флигель-адъютанта Рылеева соизволил положить собственноручно следующую высочайшую резолюцию:

«Сообщить г.-а. князю Долгорукову и внести в Ком. мин., где сообразить, какие можно принять меры, чтобы впредь подобные беспорядки не повторялись[1]. [882]

Ф.-а. Рылееву объявить благов. в приказе». На основании такового высочайшего повеления представляя в Комитет г.г. министров содержание всеподданнейшего рапорта флигель-адъютанта капитана Рылеева, имею честь присовокупить, что я сообщил генерал-адъютанту князю Долгорукову копию с упомянутого рапорта, а также сделал распоряжение о внесении в приказ высочайшего благоволения флигель-адъютанту Рылееву.