Что наш Себезий исправился, это мы узнали не столько из твоего письма, сколько из раскаяния его самого. И несравненно [265] приятнее стал исправившийся, чем сколько был неприятен заблуждающийся. Снисходительность отца и благонравие сына соревновались между собой: тогда как один не помнил прошедшего, другой давал добрые обещания на будущее. Потому и мне, и тебе нужно вместе радоваться; я снова получил сына, ты - ученика.
А что ты в конце письма спрашиваешь, зачем я в своих сочинениях иногда представляю примеры из светских наук и белизну Церкви оскверняю нечистотами язычников, на это тебе вот краткий ответ. Ты никогда бы не спрашивал об этом, если бы тобой всецело не владел Цицерон, если бы ты читал Священное Писание и, оставив Волкация, просматривал толкователей его. Потому что кому неизвестно, что и у Моисея, и в книгах пророков нечто заимствовано из книг языческих, что и Соломон и предлагал вопросы, и отвечал философам тирским? Поэтому в начале книги Притчей он увещевает, чтобы мы уразумевали слова мудрости, извития слов, притчи и темное слово, изречения премудрых и загадки (см.: Притч. 1, 6), что преимущественно свойственно диалектикам и философам. Но и апостол Павел в Послании к Титу употребил стих из поэта Эпименида: «Критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые» (Тит. 1, 12) - полустишие, впоследствии употребленное Каллимахом. Неудивительно, если на латинском буквальный перевод не сохраняет рифмы, когда и Гомер едва вяжется в переводе на прозу того же самого языка. Также в другом послании приводит шестистопный стих Менандра: [266] Худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор. 15, 33). И у афинян в Ареопаге представляет свидетельство Лрата: Его же и род есмы, что по-гречески читается «Του γαρ κκι γενος εσμεν» и составляет конец героического стиха. И кроме этого, вождь христианского воинства и непобедимый оратор, защищая перед судом дело Христа, даже случайную надпись употребляет в доказательство веры. У верного Давида научился он исторгать меч из рук врагов и голову надменнейшего Голиафа отсекать его собственным мечом. Во Второзаконии (Втор. 21, 11-13) он читал повеление Господа, что у пленной жены нужно обрить голову и брови, отрезать все волосы и ногти на теле и тогда вступать с ней в брак. Что же удивительного, если и я за прелесть выражения и красоту членов хочу сделать светскую мудрость из рабыни и пленницы израильтянкой, отсекаю или отрезаю все мертвое у ней - идолопоклонство, сластолюбие, заблуждение, разврат - и, соединившись с чистейшим телом, рождаю от нее детей Господу Саваофу? Труд мой умножает семейство Христа, тогда как любодеяние с чужой увеличивает число рабов. Осия взял жену блудницу - Гомерь, дочь Дивлаима, и от блудницы рождается у него сын Изреель, что значит семя Божие (см.: Ос. гл. 1). Исайя острой бритвой бреет голову и голени грешников (см.: Ис. 7, 20), и Иезекииль, представляя в себе образ прелюбодейного Иерусалима, отрезывает свои волосы - в ознаменование того, что в нем должно быть уничтожено все бесчувственное и безжизненное. [267]
По свидетельству Фирмиана (Лактанция), Киприана - мужа, знаменитого красноречием и мученичеством, - упрекают за то, что в сочинении против Деметриана он приводит свидетельство пророков и апостолов, которые тот считал вымышленными и подложными, а не свидетельства философов и поэтов, авторитета которых Деметриан, как язычник, не мог отрицать. Против нас писали Цельс и Порфирий; весьма мужественно противостали им: первому Ориген, второму Мефодий, Евсевий и Аполлинарий. Из них Ориген написал восемь книг, Мефодий выступил почти с десятью тысячами стихов, Евсевий и Аполлинарий составили первый двадцать пять, второй - тридцать книг. Почитай их - и ты увидишь, что я в сравнении с ними очень мало знаю, и проведя столько времени в праздности, как будто сквозь сон припоминаю только то, чему учился в детстве. Юлиан Август во время парфянского похода изблевал семь книг против Христа и, по басням поэтов, умертвил себя своим мечом. Если я попытаюсь писать против него, неужели ты запретишь мне бить эту бешеную собаку палкой Геркулеса - учением философов и стоиков, хотя в битве он тотчас узнал нашего Назарянина, или, как он обыкновенно говорил, Галилеянина, и, проколотый копьем в живот, получил возмездие за свой бесстыднейший язык? Иосиф, доказывая древность иудейского народа, написал две книги против Аппиона, Александрийского грамматика; в них представляет он столько свидетельств из светских писателей, что мне кажется чудом, каким образом еврей, с детства воспитанный на Священном Писании, перечитал всю библиотеку греков. Что же сказать о Филоне, [268] которого критики называют или вторым, или иудейским Платоном?
Скажу кратко о всех других: Квадрат, ученик апостолов и первосвященник Афинской Церкви, для императора Адриана, когда он посещал элевсинские мистерии, составил книгу в защиту нашей религии. Книга эта имела такой удивительный успех, что блестящий ум автора укротил самое жестокое гонение. Аристид философ, муж красноречивейший, тому же императору представил апологию за христиан, которая вся была составлена из мнений философов. Примеру его впоследствии подражал Иустин, также философ, представивший Антонину Пию, сыновьям его и сенату книгу против язычников, в которой с полной свободой защищал поношение Креста и воскресение Христово. Что сказать о Мелитоне, епископе Сардийском, об Аполлинарии, священнике Гераполитанской Церкви, Дионисии, епископе Коринфском, Тациане, Вардесане, Ирине, преемнике мученика Фотина, которые во многих творениях объясняли начала всех ересей и происхождение их из известных философских мнений? Пантен, философ стоической школы, как славившийся особенной образованностью, был послан Димитрием, епископом Александрийским, в Индию проповедовать Христа у браминов и философов этой страны. Климент, пресвитер Александрийской Церкви, по моему мнению, муж ученейший из всех, написал восемь книг Стромат и столько же Уставов, книгу против язычников и три книги Педагога. Что в них не ученое? Даже есть ли в них что-нибудь, что не относилось бы к общей [269] философии? Подражая ему, Ориген написал десять Стромат, сопоставляя между собой мнения христиан и философов и все догматы нашей веры подтверждая свидетельствами из Платона и Аристотеля, Нумения и Корнута. И Мильтиад написал против язычников прекрасное сочинение, и Ипполит, и Аполлоний, сенатор римский, составили свои небольшие произведения; есть книги и Юлия Африканского, описывавшего события прошедшего; и Феодора, который впоследствии был назван Григорием (св. Григорий чудотворец) - мужа апостольских знамений и добродетелей; и Дионисия, Александрийского епископа, и Анатолия, священника Лаодикийской Церкви; пресвитеров: Памфила, Пиерия, Лукиана, Малхиона, Евсевия, Кесарийского епископа, Евстафия Антиохийского и Афанасия Александрийского, Евсевия Емизенского, Трифилия Кипрского, Астерия Скифополита, Серапиона исповедника, Тита, епископа Бостранского; каппадокийцев: Василия, Григория, Амфилохия - все они наполняют свои сочинения таким множеством философских доктрин и мнений, что не знаешь, чему нужно больше удивляться в них - светской ли образованности или знанию Священного Писания.
Перехожу к писателям латинским. Что образованнее, что остроумнее книг Тертуллиана? Его «Апологетик» и книги «К язычникам» обнимают всю светскую ученость. Минуций Феликс, адвокат в римском форуме, в книге под заглавием «Октавий» и в другой - «Против математиков» (если только надпись не [270] обманывает в авторе) что оставил нетронутым из сочинений язычников? Арнобий написал семь книг против язычников и столько же ученик его Лактанций, написавший еще две книги «О гневе» и «О Божием творении»: если ты захочешь прочитать эти книги, то найдешь в них сокращение диалогов Цицерона. У мученика Викторина хоть и недостает учености в книгах, но нет недостатка в стремлении к ней. В сочинении «Что идолы не суть боги» Киприан какой отличается сжатостью, каким знанием всей истории, каким блеском выражений и мыслей! Иларий, исповедник и епископ моего времени, и в слоге и в числе сочинений подражал двенадцати книгам Квинтилиана и в коротенькой книжке против Диоскора врача показал, как он был силен в светских науках. Пресвитер Ювенак при Константине в стихах изобразил историю Господа Спасителя - не побоялся величие Евангелия подчинить законам метра. Умалчиваю о других как живых, так и умерших, в сочинениях которых очевидны как их познания, так и их стремления.
И не обманывайся поспешно ложной мыслью, что это позволительно только в сочинениях против язычников и что в других рассуждениях должно избегать светской учености, - потому что все книги всех их, кроме тех, которые с Эпикуром не изучали наук, переполнены сведениями из светских наук и философии. Хотя я представляю только то, что приходит на ум при диктовке, и уверен, что ты знаешь, что всегда было в употреблении у людей ученых, но думая, что через тебя этот вопрос предлагается мне другим, который, может [271] быть, - припоминаю любимые рассказы Саллюстия - тот же Кальпурний по прозванию шерстобои[1]. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он, беззубый, не завидовал зубам тех, кто ест, и сам, будучи кротом, не унижал бы зрения диких коз. Материя, как видишь, богатая для рассуждения, но по недостатку места для письма нужно кончить.
[1] Саллюстий упоминает о Кальпурнии - консуле Нумидии, предавшем за деньги республику во время Югуртинской войны. О Кальпурнии шерстобое упоминает Плутарх и говорит, что он изменнически убил Юлия Салинатора. Иероним, по всей вероятности, имел в виду обе эти личности, чтобы именем Кальпурния уязвить Руфина, который предложил этот вопрос.