Новая и новейшая история стран Европы и Америки - Новая и новейшая история Европы

0_9a3a4_33510319_orig

Д. Уорд. Союзная интервенция, перевод с английского, Гиз, 1923 г.



Японцы никогда не совещались со своими союзниками и никогда не сообщали им о своем передвижении, пока оно не совершилось. С чешскими командирами они обращались недостаточно вежливо, а вагоны английских офицеров наводнялись их рядовыми, которые дерзко спрашивали, что нам нужно в Сибири и когда мы предполагаем отправиться домой; но наивысшее презрение они питали к русскому народу. Этих несчастных людей они сбрасывали с железнодорожных платформ, пуская в ход приклады винтовок как против женщин, так и мужчин, обращаясь с ними точь-в-точь, как с племенем покоренных готтентотов. Я не понимал такого поведения со стороны нашего восточного союзникам чувствовал, что это могло быть только безответственным буянством и озорством нескольких солдат и офицеров. Позже оказалось, что это было общей политикой японской армии обращаться с каждым свысока; они превосходно усвоили эти уроки у современных гуннов.

Я приведу два примера, не ярких и не единственных, но о которых без сомнения имеются официальные протоколы. Я стоял в Никольске на платформе, ожидая поезда; кругом была толпа русских; недалеко находился японский часовой. Вдруг он бросился вперед и ударил прикладом своей винтовки в спину русского офицера; последний упал плашмя, катаясь от боли по полу, между тем как японец, скаля зубы, взял ружье „на караул". Хотя кругом стояло не мало народа, ни у одного из русских не хватило духу пристрелить японца; не желая вмешиваться, я ничего не предпринял, но наблюдал, что будет дальше. Десять минут спустя другой японский часовой повторил то же самое, но на этот раз жертвой была хорошо одетая русская дама. Русские были так запуганы, что даже ее друзья побоялись помочь ей. Я подошел, [186] чтобы помочь; японец отстранился, но продолжал смеяться, точно все это было милой шуткой. К нам подошло несколько английских солдат, и японец заметил, что дело начинает принимать серьезный оборот. Я отправился в японскую главную квартиру, находившуюся недалеко в вагоне, и донес о происшедшем. Офицер казался удивленным, что я заступился за каких-то русских, которые, как он сказал, могли быть большевиками, - кто их знает, - и осведомился, не испытал ли я какой-нибудь неприятности от часового. Я отвечал, что первый же японец, который дотронется в моем присутствии до английского офицера или солдата, будет убит на месте. Это повидимому удивило японского офицера, который указал на то, что они оккупировали Сибирь и имеют право делать все, что им угодно. Я счел необходимым поставить ему на вид, что японцы действуют в союзе с другими державами, включая и Россию; что мы здесь находимся в качестве друзей русского народа, а не завоевателей. Этого мак раз он не мог или не хотел понять. Кончил я тем, что предупредил его: если его часовые не получат приказа - вести себя менее дикарски, то будет положен конец их подвигам. Позже я слышал, что разговор помог, но по отношению к японским войскам он мог только слегка смягчить их обращение с беззащитным русским населением.

Но это только образец их поведения по отношению к простому народу. Впрочем для них есть некоторое извинение: при подходящих условиях они обращаются со всеми одинаково. Еще батальонный командир был не особенно подходящим объектом для их шуток по той простой причине, что был обыкновенно окружен достаточным количеством солдат для внушения к себе должного уважения, но генерал без конвоя был всегда желательной мишенью для их милого внимания. Даже глава британской военной миссии не мог надеяться избежать самого оскорбительного обращения. Однажды моя часть занимала для охраны телеграфную сеть, так что я имел возможность лично передать депешу японской главной квартире относительно особого поезда, который ожидался на их станции. Содержание ее было таково: „Особый поезд №... ожидается на ваш участок в такой-то час...; он везет главу британской военной миссии, генерала... и его штаб из Владивостока в Уфу для важного совещания с генералом... главнокомандующим русскими и чешскими войсками. Соблаговолите приготовить линию для поезда". Так вы думаете, - японцы соблаговолили „очистить путь для движения?" Они остановили поезд, окружив его отрядом солдат с примкнутыми штыками. Затем оскорбили главу британской миссии, посадив его вместе со штабом под арест, и тогда приступили к тщательным расследованиям, чтобы выяснить, не были ли это переодетые германские эмиссары. Наглость всего их образа [187] действий была так необычайна, хотя и характерна, что когда штаб генерала передавал мне о случившемся, я в первую минуту не знал, смеяться мне или негодовать.

Я отправился в Сибирь в общем благоприятно настроенный по отношению к этому довольно-таки удивительному народу. Я постарался внушить своим солдатам отдавать честь каждому японскому офицеру и быть как можно вежливее с каждым японским солдатом, что они буквально и выполняли. Скоро я обратил внимание на то, что только в редких случаях японский офицер брал на себя труд отдать ответную честь моим солдатам и еще реже японский солдат приветствовал английского офицера; всего чаще он отвечал презрительной гримасой. Скажу вполне откровенно, что я . восхищался преданностью японцев своим воинским обязанностям, но невозможно пройти мимо их упорной дерзости по отношению к тем, кто стремится сохранить с ними мир и дружбу. К сожалению, правда, что они были введены в заблуждение своей уверенностью, что Германия предназначена управлять миром, поверив чему, они стали брать пример с этого ужасного образца. Они совершенно открыто бахвалятся, что они „германцы Востока". Будем надеяться, что они правильно поймут недавний урок истории.

Во время моего пребывания в Приморской области мне не доводилось ни видеть, ни слышать о каком-нибудь деянии или распоряжении со стороны японской главной квартиры, которые хоть в малейшей степени могли бы содействовать административной реорганизации страны. Наоборот, я видел многое, убедившее меня, что Страна восходящего солнца была в то время более заинтересована в поддержании беспорядка как наивернейшего средства для укрепления своих собственных честолюбивых намерений.

...Отношение Японии к русской проблеме в течение одного года, с августа 1918 до августа 1919 г., пережило полный переворот. Когда она посылала 12 дивизию под начальством генерала Оой на уссурийский фронт в 1918 г., это делалось с определенной целью. Ее притязания были всецело территориального свойства, таковыми без сомнения они и остаются. Но линия ее наступления тем не менее совершенно изменилась. В 1918 г. она решила, что Германия непременно выиграет войну, что Россия явится завоеванной страной, и в один прекрасный день Япония будет призвана разорвать союз с Англией и обязательства по отношению к Антанте, помочь Германии, а также ее большевистскому союзнику и прогнать Антанту из этой части владений бывшего царя. Если бы только Германия победила союзников на западном фронте, как это предвосхищала Япония, она без сомнения была бы в силах осуществить эти свои намерения. Настолько незначительна впрочем была ее задача при этой возможности германской победы, что она [188] доверчиво ожидала немедленной капитуляции всех союзных и американских войск, заброшенных на этот край света. Думая, что таково и есть положение вещей, она действовала сообразно с этим, третируя русские и союзные войска самым нахальным образом, который мною описан выше. С наивностью молодого заморского чуда она не только предъявляла различные требования к союзникам, но в то же самое время делала определенные предложения русским властям, обращаясь с ними как с лицами, которым поручен временный контроль над территорией, принадлежащей в сущности ей одной. При высадке своих войск во Владивостоке Япония представила командующему областью через своих дипломатических агентов ряд предложений, которые отдавали под ее контроль русские приморские области. Командующий русскими войсками попросил, чтобы эти предложения были изложены письменно, и японский агент после некоторого смущения согласился на это при условии, что первый пункт предложений не должен рассматриваться как окончательный, но только как предваряющий другие. Первое предложение состояло в следующем: Япония обязуется уплатить командующему 150 млн. руб. (по старой валюте), взамен чего последний должен подписать соглашение, предоставляющее Японии владение всеми береговыми и рыбными правами вплоть до Камчатки, вечную аренду Инжильских копей и все железо (исключая принадлежавшее союзникам), находящееся во Владивостоке.

Командующий оказался в этом деле честным человеком, так как сообщил в своем ответе, что он не представляет собою русского правительства и не может подписать акта, отчуждающего собственность или права России, как это предлагается Японией. Ответ последней был краток и достаточно красноречив: „Берите наши деньги и подписывайте соглашение, а риск относительно законности поделим пополам". Директория во главе с Авксентьевым, Болдыревым и Ко считала себя в это время уполномоченной говорить от имени России. Как только командующий оказался пойти на японские предложения, последние стали делаться Директории. Она командировала во Владивосток Иванова-Ринова для ведения переговоров и, я думаю, для получения денег.

Авксентьев был изгнан, но Болдырев жил в Японии с полным комфортом и вполне безопасно. Таковы были дела с внешней стороны. Какова судьба других пунктов японского предложения „помощи" России мы, без сомнения, узнаем позже.

В конце августа 1918 г. было решено, что пока не будет создана центральная власть, которая могла бы действовать в качестве правительства, было бы тщетно ожидать наступления какого-нибудь порядка в управлении. Для этой цели британский отряд был двинут к Омску, и японцам было сделано предложение последовать [189] за ним. Но японцы вовсе не хотели двигаться: во-первых, потому, что они хотели укрепить свою власть в областях, ближайших к Японии, а во-вторых, обеспечить за собой возможно больше концессий до появления на сцене Америки. Когда же последняя появилась, японцы стали медлить, чтобы иметь возможность наблюдать за действиями американцев. Британцы двинулись в неизвестность по линии в 5 тыс. миль не охраняемого никем железнодорожного пути; японцы, верные своей природе, завязали с Директориею переговоры относительно занятия всей железной дороги до Урала, а также запрашивали, какие концессии, территориальные и минеральные, они могут рассчитывать получить в виде компенсации за использование японских сил для охраны Директории. Действительно, соглашение между Японией и Директорией, отдавшее первой всю железную дорогу до Урала, было только что подписано или было накануне подписания, когда Директория пала. Первым актом верховного правителя адмирала Колчака было уведомить японцев, что перемена правительства означает также и перемену политики относительно продвижения японских войск и занятия ими железной дороги. Японцы протестовали, но адмирал стоял твердо на своем.

Позиция верховного правителя оказалась серьезным ударом по японской политике, и японцы стали тревожиться за свое положение на Дальнем Востоке в случае, если его власть распространится и туда. Но, как правило, можно утверждать, что в России нетрудно .найти орудие для какого угодно дела. Японцы с некоторого времени для такой оказии держали у себя атамана Семенова. Его войска были расположены вокруг Читы, а власть распространилась от границы Манчжурии до Байкала. Получив уведомление о перемене политики со стороны адмирала Колчака, японцы приказали Семенову не признавать власти верховного правителя. Подобные же инструкции они дали Калмыкову, занимающему аналогичное положение на Уссурийской железной дороге: таким образом действительно образовался барьер между ними, их восточными концессиями и верховным правителем. Последний дал приказание очистить линию от обоих бунтовщиков, но японский штаб ему ответил, что мятежники являются русскими патриотами, военные силы которых находятся под покровительством Японии, и что в случае необходимости японская армия двинется для их поддержки.

Успешное сопротивление Семенова и Калмыкова омскому правительству при помощи вооруженных сил одного из союзников имело разрушительные последствия по всей Сибири. Если Калмыков и Семенов могли с союзной помощью и одобрением открыто смеяться над распоряжениями омского правительства, то для непосвященных было ясно одно, а именно, что союзники враждебны [190] по отношению к высшей русской власти. Если Семенов и Калмыков осмеливались на подкупное сопротивление законному правительству по приказу иностранной державы, почему мы также не можем удержать, за собой захваченных земель и собственность, а также препятствовать отправлению правосудия за совершенные нами преступления? Это было рассчитанным ударом по правительству и искрой, которая вновь воспламенила все анархические элементы. Единая, хорошо организованная Россия была не той Россией, которую хотелось создать Японии. Если бы Японии удались ее территориальные замыслы, Россия превратилась бы в государство, в котором не прекращались бы смуты и физический паралич.

Непосредственно после того как стало известно, что Семенов и Калмыков не желают признать омского правительства, появились на сцене другие лица, пытавшиеся играть роль Семеновых, причем даже резиденция верховного правителя и его главная квартира едва избежали прямого нападения: для защиты их пришлось выставить британских солдат.


Текст воспроизведен по изданию: Японская интервенция 1918-1922 гг. в документах. - М., 1934. С. 186 - 191.

Комментарии
Поиск
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии!
Русская редакция: www.freedom-ru.net & www.joobb.ru

3.26 Copyright (C) 2008 Compojoom.com / Copyright (C) 2007 Alain Georgette / Copyright (C) 2006 Frantisek Hliva. All rights reserved."