Содержание | Библиотека | Новейшая история России

Первое Временное Правительство. - Его программа. - Первые мероприятия. - Гражданское равноправие. - Манифест о Финляндии. - Воззвание к полякам. - Желания других национальностей. - Взгляд кн. Г. Е. Львова на управление Россией. - Законопроекты по управлению. - Подготовка Учредительного Собрания. - «Демократические» организации. - Совет рабочих и солдатских депутатов. - «Контактная комиссия». - «Контроль» над правительством - или участие социалистов во власти?

6 марта Временное Правительство опубликовало воззвание к гражданам, в котором излагалась программа его деятельности. Необходимость государственного переворота объяснялась в этом воззвании не одними только обстоятельствами военного времени, но и всей той десятилетней борьбой против народных прав, кото­рая систематически велась верховной властью со времени роспус­ка первых Государственных Дум и нарушения конституции поло­жением о выборах 3 июня 1907 г. В отличие от последующих деклараций, воззвание 6 марта первой своей задачей ставило «дове­дение войны до победного конца» и заявляло при этом, что оно «будет свято хранить связывающие нас с другими державами союзы и неуклонно исполнит заключенные с союзниками соглаше­ния». Союзникам и эта фраза показалась тогда слишком сухой. Далее, правительство обязывалось: 1) «созвать в возможно крат­чайший срок Учредительное Собрание.., обеспечив участие в вы­борах и доблестным защитникам родины»; 2) «немедленно обеспечить страну твердыми нормами, ограждающими гражданскую свободу и гражданское равенство»; 3) «озаботиться установлени­ем норм, обеспечивающих всем гражданам равное, на основе все­общего избирательного права, участие в выборах органов местного [56] самоуправления»; 4) «вернуть с почетом из мест ссылки и заточе­ния всех страдальцев за благо родины».

Заявление Временного Правительства об отношении его к войне и к союзникам все же закрепило за границей то благопри­ятное впечатление, которое было создано руководящей ролью Государственной Думы в перевороте. Послы и посланники союзных держав, в ожидании официального признания переворота их пра­вительствами, немедленно вошли в сношения с образовавшимся Временным Правительством. Первым государством, поспешившим и официально признать новую власть, была Америка, посол кото­рой Френсис[1] уже 9 марта был принят Временным Правитель­ством в торжественной аудиенции. За ним последовали, 11 марта, официальные заявления перед Временным Правительством Фран­ции, Англии и Италии; 22 марта, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Португалии.

В ближайшие же дни после принятия власти правительство энергично принялось за осуществление объявленной им програм­мы. Шестым марта датирован указ о самой полной амнистии, ис­ключавшей лишь должностные преступления старого порядка, и немедленно же сделаны распоряжения о возвращении на государ­ственный счет всех политических ссыльных и эмигрантов. 12-м марта датировано постановление (опубликовано 18 марта) об от­мене смертной казни. Труднее оказалось формулировать отмену вероисповедных и национальных ограничений, - необходимый шаг к установлению гражданского равенства и свободы. Можно было опубликовать общее постановление, но оно имело бы только декларативный характер. Можно было опубликовать перечень от­мененных статей действующего законодательства, но это потребо­вало бы долгой и кропотливой работы. Временное Правительство избрало средний путь, перечислив главные категории отменяемых ограничений и указав важнейшие отменяемые статьи. Таким обра­зом, законом[2], подписанным 20 марта (издан 22 марта), отменя­лись национальные и вероисповедные ограничения связанные с 1) свободой передвижения и жительства, 2) приобретением прав собственности, 3) занятием ремеслом, торговлей и промышленнос­тью, 4) участием в торгово-промышленных обществах, 5) наймом прислуги, 6) поступлением на государственную и общественную службы и участием в выборах, 7) поступлением в учебные заведе­ния, 8) исполнением обязанностей опекунов, попечителей, при­сяжных поверенных и 9) употреблением языков в частных обще­ствах и учебных заведениях. Таким образом, было снято темное пятно, лежавшее на русской общественности по отношению к ев­реям, которые получили по этому закону полное гражданское рав­ноправие. Еще раньше Временное Правительство поспешило ис­править грех старой власти по отношению к двум народностям, особенно страдавшим от капризов самодержавной политики: фин­ляндцам и полякам. Манифест о Финляндии был подписан уже б марта: им отменялись все нарушения финляндской конституции, [57] совершенные с самого начала русификаторской политики Бобрикова[3] (то есть с 1892 г.), даровалась полная амнистия лицам, боровшимся с русским правительством за права Финлян­дии, и давалось обещание в возможно краткий срок созвать сейм, которому «будут переданы проекты новой формы правления для Великого Княжества Финляндского и, если того потребуют обсто­ятельства, предварительно будут переданы проекты отдельных ос­новных законоположений в развитие конституции Финляндии», а именно: в них «будут выяснены и расширены права сейма в отно­шении права обложения и определения доходов и расходов казны, а также и в том смысле, чтобы исконное право самообло­жения финляндского народа было распространено и на таможен­ное обложение и чтобы обеспечено было своевременное движение подлежащих утверждению законов, принятых сеймом». Далее, будут внесены проекты «о предоставлении сейму права поверять служебные распоряжения членов финляндского правительства», о «независимом высшем суде, о свободе печати и о союзах». Финляндскому народу торжественно подтверждалось, «на основе его конституции, сохранение его внутренней самостоятельности, прав его национальных - культуры и языков», и высказывалась «твердая уверенность, что Россия и Финляндия будут отныне свя­заны уважением к закону, ради взаимной дружбы и благоденст­вия обоих свободных народов». Уверенность эта основывалась как на самом существе манифеста, которым вполне осуществля­лись стремления финляндских конституционалистов-патриотов, составлявшие предмет борьбы в течение многих десятилетий, так и то обстоятельство, что акт был издан по предварительному со­глашению с представителями финляндских политических партий. Архаический, полный пробелов и умолчаний, государственный строй Финляндии превращался манифестом в конституционное го­сударство новейшего типа, связанное с Россией единством высшей власти и важнейшими общеимперскими делами. К сожалению, уже во время первого временного правительства, желания финляндцев пошли дальше. Даже с нарушением строго конституцион­ных отношений между сеймом и сенатом, они стали добиваться расширения власти последнего учреждения, хозяйственное отделе­ние которого заменяло в Финляндии министерство. При этом они очень тонко подмечали все моменты колебаний или слабости революционной власти, чтобы то выдвигать вперед свои требования, то вновь переходить к тактике выжидания. Созыв сейма был на­значен на 22 марта, и появление его, как увидим, еще более осложнило ход разрешения финляндского вопроса.

В польском вопросе, по почину П. Н. Милюкова, Временное Правительство сразу стало на определенную точку зрения полной независимости объединенной из трех частей этнографической Польши. В виду германско-австрийской оккупации русской Поль­ши, революционная власть не могла, конечно, осуществить свое намерение непосредственно. Вместо манифеста о независимости [58] Польши пришлось издать воззвание к полякам, которое говорило не точным юридическим языком финляндского документа, а сло­вами одушевленного и горячего призыва - бороться за общее дело, «плечом к плечу и рука с рукою за нашу и вашу свободу», как гласили старые польские знамена 30-х годов. Временное Пра­вительство оговаривало лишь право российского Учредительного Собрания. Основное место воззвания гласило так: «Сбросивший иго русский народ признает и за братским польским народом всю полноту права собственной волей определить судьбу свою. Верное соглашениям с союзниками, верное общему с ними плану борьбы с воинствующим германизмом, Временное Правительство считает создание независимого польского государства, образованного из всех земель, населенных в большинстве польским народом, на­дежным залогом прочного мира в будущей - обновленной - Ев­ропе. Соединенное с Россией свободным военным союзом, поль­ское государство будет твердым оплотом против напора средин­ных держав на славянство. Освобожденный и объединенный польский народ сам определит государственный строй свой, вы­сказав волю свою через Учредительное Собрание, созванное в столице Польши и избранное всеобщим голосованием. Россия верит, что связанные с Польшей веками совместной жизни народы получат при этом прочное обеспечение своего гражданского и на­ционального существования. Российскому Учредительному Со­бранию предстоит скрепить окончательно новый братский союз и дать свое согласие на те изменения государственной террито­рии России, которые необходимы для образования свободной Польши из всех трех, ныне разрозненных, частей ее».

Энтузиазм, вызванный опубликованием финляндского и поль­ского актов Временного Правительства, отозвался повышением ожиданий среди других национальностей России, в особенности народностей, пограничных с театром военных действий. Издавая оба документа до Учредительного Собрания, Временное Прави­тельство руководилось как идейным их значением и бесспорнос­тью притязаний обеих народностей в тех рамках, в которые ввело их правительство, так и совершенно особым положением Финлян­дии и Польши, - и вообще, и в особенности в связи с военными операциями. В частности, в оккупированной Польше воззвание революционного правительства укрепляло надежды поляков и по­могло им оказать противодействие германо-австрийцам в попыт­ках последних создать полумиллионную польскую армию и закре­пить за собой Польшу узами новой государственности, получен­ной из рук срединных империй. Распространение тех же прав на другие народности России не вызывалось такими же настоятель­ными причинами, предрешало бы будущее устройство России и уже поэтому должно было быть отложено до Учредительного Со­брания. Однако уже в то время и эти народности предъявили Временному Правительству свои притязания. 18 марта князя Г. Е. Львова посетила литовская депутация в составе [59] М. М. Ичаса[4], П. С. Янушкевича и В. М. Бельского и вручила ему постановление вновь образованного из представителей политичес­ких партий «Литовского национального совета», что «в этногра­фическом, культурном и экономическом отношениях Литва пред­ставляет единое политическое целое», что «при устроении жизни Литвы все населяющие ее народности должны пользоваться рав­ными правами, и всем им должно быть гарантировано свободное развитие и участие в управлении Литвой» и что «Литва должна быть выделена в самостоятельную административную единицу, причем управление Литвой должно быть поручено органам и лицам из среды самого населения Литвы». Смысл этих заявлений, очевидно, шел дальше тех осторожных выражений, в которые они были на первый раз облечены. Тогда же князь Г. Е. Львов принял и украинскую депутацию в лице петроградских представителей: А. И. Лотоцкого[5] М. А. Корчинского, М. А. Славинского[6], Гогеля, Т. Гайдара и Лободы. Требования депутации были еще сравнитель­но умеренные и ограничивались мероприятиями, необходимыми до созыва Учредительного Собрания. Такими мерами депутация считала: назначение в украинские губернии лиц, знакомых с краем и с его языком, назначение губернских украинских комис­саров и учреждение при Временном Правительстве комиссара по украинским делам, немедленное введение украинского языка в практику и делопроизводство судебных установлений, в началь­ную и среднюю школу, украинизация и открытие новых учитель­ских семинарий с особой местной программой и т. д. В результате приема, в Петрограде образовался 19 марта «Украинский нацио­нальный совет». Временное Правительство приняло меры для удовлетворения украинских стремлений по ведомству народного просвещения. Кроме того, Временное Правительство решительно порвало с политикой старой власти в Галиции, постепенно освобо­дило и вернуло так называемых «заложников» и арестованных за украинскую национальную пропаганду и, в конце существования первого министерства, назначило особого комиссара Д. И. Доро­шенко[7] для управления оккупированными местностями Галиции в строгом согласии с предписаниями Гаагской конвенции, при по­мощи имеющего быть восстановленным на расширенных началах местного самоуправления. В том же духе и в то же время были приняты меры для организации управления оккупированными об­ластями Малой Азии (Армении).

Гораздо более сложным и трудным вопросом, от решения ко­торого зависел весь дальнейший ход революции, был вопрос о переустройстве всего управления Россией. Мирный и быстрый успех революции в Петрограде отразился на таком же мирном и быстром усвоении ее результатов всей страной. Везде в провин­ции представители старой власти устранились сами или были уст­ранены без всякого сопротивления. На смену администрации ста­рого порядка явились повсюду в первые же дни революции мест­ные «комитеты», «советы» и другие организации из представителей [60] общественных элементов. Никакого единообразия и никакой иерархической связи между этими местными организациями и центром не существовало. В первые же дни существования Вре­менного Правительства функции губернаторов и уездных предста­вителей власти переданы были председателям губернских и уезд­ных управ. Так как по своему составу эти председатели часто не соответствовали настроению момента, то эта суммарная мера на местах вызвала трения и недовольство. Когда из провинции при­езжали в Петроград старые и новые представители администрации и требовали однообразных директив от министерства внутренних дел, они неизменно получали от кн. Г. Е. Львова тот же отказ, ко­торый он дал представителям печати, в своем интервью 7 марта: «Это - вопрос старой психологии. Временное Правительство сместило старых губернаторов, а назначать никого не будет. В местах выберут. Такие вопросы должны разрешаться не из цент­ра, а самим населением... Мы все бесконечно счастливы, что нам удалось дожить до этого великого момента, что мы можем творить новую жизнь народа - не для народа, а вместе с народом... Бу­дущее принадлежит народу, выявившему в эти исторические дни свой гений. Какое великое счастье жить в эти великие дни». В ин­тервью 19 марта кн. Львов говорил: «В области местного самоуп­равления программа Временного Правительства составлена власт­ными указаниями самой жизни. В лице местных общественных комитетов и других подобных организаций она создала уже заро­дыш местного демократического самоуправления, подготовляюще­го население к будущим реформам. В этих комитетах я вижу фун­дамент, на котором должно держаться местное самоуправление до создания новых его органов. Комиссары временного правительст­ва, посылаемые на места, имеют своей задачей не становиться поверх создавшихся органов в качестве высшей инстанции, но лишь служить посредствующим звеном между ними и централь­ной властью и облегчить процесс их организации и оформления». Кн. Львов пронес сказавшийся здесь оптимизм на идеалистичес­кой подкладке неприкосновенным через все испытания первых ме­сяцев революции, как видно из его речи 27 апреля в торжествен­ном юбилейном заседании четырех Дум. «Мы можем почитать себя счастливейшими людьми; поколение наше попало в наисчас­тливейший период русской истории»; так начиналась эта речь, а кончилась она стихами американского поэта: «Свобода, пусть отчаятся другие, я никогда в тебе не усомнюсь».

Такое мировоззрение руководителя нашей внутренней полити­ки практически привело к систематическому бездействию его ве­домства и к самоограничению центральной власти одной задачей - санкционирования плодов того, что на языке «революцион­ной демократии» называлось «революционным правотворчест­вом». Предоставленное самому себе и совершенно лишенное защи­ты со стороны представителей центральной власти, население, по необходимости, должно было подчиниться управлению партийных [61] организаций, которые приобрели в новых местных комитетах мо­гучее средство влияния и пропаганды определенных идей, льстив­ших интересам и инстинктам масс, а потому и наиболее для них приемлемых.

Однако же мысль о необходимости ввести местное «правотвор­чество» в какие-нибудь однообразные рамки закона не вовсе ис­чезла. Подобранные кн. Львовым сотрудники, во главе с Н. Н. Авиновым[8], занялись разработкой соответствующих зако­нопроектов. Влияние их на жизнь не могло сказаться уже потому, что разработка эта требовала довольно сложного труда и значи­тельного времени. Однако же, к концу своего существования, под­водя итог своей деятельности в воззвании 26 апреля, Временное Правительство уже имело возможность сообщить о ходе этой ра­боты следующие сведения: «Начата коренная реорганизация мест­ного управления и самоуправления на самых широких демократи­ческих началах. Из необходимых для этих целей законоположений изданы уже постановления о выборах в городские думы и о милиции. Выработаны и будут изданы в самом непродолжитель­ном времени постановления о волостном земстве, о реформе гу­бернских и уездных земств, о местных продовольственных орга­нах, местном суде и об административной юстиции». Таким образом, все, что вообще было сделано в этой области до созыва Уч­редительного Собрания, было уже подготовлено при первом со­ставе Временного Правительства.

Созыв Учредительного Собрания при всем желании Временно­го Правительства сделать это в кратчайший срок, как требовало этого принятое на себя правительством обязательство, закрепленное присягой, не мог состояться до введения на местах новых демократических органов самоуправления, способных провести вы­боры. С другой стороны, хотя правительство обязалось также привлечь к выборам и армию, то у первого состава Временного Правительства сложилось убеждение, что сделать это можно лишь в момент затишья военных операций, то есть не раньше поздней осени. В этих пределах правительство вполне добросовестно не хотело никаких промедлений и при первой возможности, предо­ставленной ему неотложными текущими делами, занялось этим вопросом. Уже 25 марта Временное Правительство постановило образовать для выработки проекта избирательного закона в Учре­дительное Собрание «Особое совещание» под председательством назначенного правительством лица (Ф. Ф. Кокошкина)[9], с учас­тием приглашенных им же специалистов по государственному праву, статистике и других сведущих лиц, а также «политических и общественных деятелей, представляющих главные политические и национально-политические течения России». Однако же созыв этой комиссии затормозился в виду того, что председатель совета рабочих и солдатских депутатов Н. С. Чхеидзе некоторое время вовсе не отвечал на сделанное ему предложение об определении численности представителей в совещании от демократических организаций, [62] а затем предложенное юридической комиссией при Временном Правительстве число их вызвало разногласие. К сере­дине апреля юридическая комиссия разработала примерный пере­чень вопросов, подлежащих решению при составлении избира­тельного закона, и разослала его всем организациям, имеющим быть представленными в совещании. Комиссия рассчитывала, что в ближайшем будущем представители организаций (всего 41 член) будут делегированы, и 25 - 30 апреля можно будет начать работу. Но новые проволочки с посылкой делегатов, в особенности национальных групп, привели к тому, что при первом правительстве работа особого совещания так и не началась. Во всяком случае, основные положения избирательного закона были уже выработа­ны юридической комиссией: это - те самые положения, которые были доложены Ф. Ф. Кокошкиным на апрельском съезде партии народной свободы и приняты партией.

Намеченная Временным Правительством программа деятель­ности, таким образом, была или осуществлена, или подготовлена к осуществлению. Но не в этой области законодательных работ, осуществлявших великие принципы революции, лежали те трудности, которые, быстро возрастая, парализовали уже к концу вто­рого месяца работу первого состава Временного Правительства. Одну из этих трудностей мы уже отметили: это - исчезновение власти в провинции и вытекавшая отсюда полная невозможность приводить в исполнение решения центрального правительства. Другая трудность заключалась в том, что власть, выпущенная из рук Временного Правительства, была захвачена социалистическими партиями, поставившими своей прямой задачей организовать «демократию» как в центре, так и в провинции, для осуществле­ния своих партийных лозунгов.

В центре органами «революционной демократии» явились как местные петроградские социалистические организации, так в осо­бенности объединявший их совет рабочих и солдатских депутатов и его «Исполнительный Комитет».

Пишущий эти строки стоял слишком далеко от этого влиятель­ного учреждения, чтобы иметь возможность описать его по лично­му наблюдению. Но вот описания очевидца и участника, наблюдавшего «Исполнительный Комитет» Совета в течение марта и ап­реля, то есть как раз в описываемое время. «Комитет», говорит Станкевич в своих воспоминаниях, «Был учреждением, создан­ным наспех, уже в формах своей деятельности имевшим множест­во чрезвычайных недостатков. Заседания происходили каждый день с часу дня, а иногда и раньше, и продолжались до поздней ночи, за исключением тех случаев, когда происходили заседания Совета, и Комитет, обычно в полном составе, отправлялся туда; порядок дня устанавливался, обычно, «миром», но очень редки были случаи, чтобы удалось разрешить не только все, но хотя бы один из поставленных вопросов, так как постоянно во время засе­даний возникали экстренные вопросы, которые приходилось разрешать [63] решать не в очередь... Вопросы приходилось разрешать под напо­ром чрезвычайной массы делегатов и ходоков как из Петроград­ского гарнизона, так и с фронтов, и из глубины России, причем все делегаты добивались во что бы то ни стало быть выслушанны­ми в пленарном заседании Комитета... Пробовали было провести разделение труда устройством разных комиссий, но это мало по­могло делу, так как центр тяжести по-прежнему лежал на плену­ме, - хотя бы потому, что комиссиям некогда было заседать, в виду перманентности заседаний Комитета. Важнейшие решения принимались часто совершенно случайным большинством голосов. Обдумывать было некогда, ибо все делалось второпях, после ряда бессонных ночей, в суматохе. Усталость физическая была всеоб­щей. Недосланные ночи. Бесконечные заседания. Отсутствие пра­вильной еды - питались хлебом и чаем, и лишь иногда получали солдатский обед в мисках без вилок и ножей».

«Главенствующее положение в Комитете все время занимали социал-демократы различных толков. Н. С. Чхеидзе, только пред­седатель, а не руководитель.., лишь оформлял случайный матери­ал, не давал содержания. Его товарища, Скобелева[10], редко можно было видеть в Комитете, так как ему приходилось очень часто разъезжать для тушения слишком разгоревшейся революции в Кронштадте, Свеаборге, Выборге и Ревеле... Н. Н. Суханов, ста­равшийся руководить идейной стороной работ Комитета, но не умевший проводить свои стремления через суетливую и неряшли­вую технику заседаний; Б. О. Богданов[11], полная противополож­ность Суханову, сравнительно легкомысленно относившийся к большим принципиальным вопросам, но зато бодро барахтавший­ся в груде деловой работы и организационных вопросов, и терпе­ливее всех высиживавший на всех заседаниях солдатской секции и Совета; Ю. М. Стеклов, изумлявший работоспособностью, умени­ем пересиживать всех на заседаниях и, кроме того, редактировать советские «Известия»[12] и упорно гнувший крайне-левую, непри­миримую или, вернее сказать, трусливо революционную линию; К. А. Гвоздев[13] (потом министр труда), выделявшийся рассуди­тельной практичностью; М. И. Гольдман (Либер)[14], яркий, неот­разимый аргументатор, направлявший острие своей речи неизмен­но налево; Н. Д. Соколов, как-то странно не попадавший в такт и тон событий; Дан[15], воплощенная догма меньшевизма.., всегда с запасом бесконечного количества гладких законченных фраз.., в которых есть все, что угодно, кроме действий и воли... Народни­ки не дали для Комитета ничего похожего, даже когда появились их первоклассные силы: А. Р. Гоц[16], В. М. Чернов[17], И. И. Бунаков[18], В. М. Зензинов[19]. Они все время предпочитали держаться в стороне... Народные социалисты, В. А. Мякотин[20] и А. В. Пешехонов[21], старательно подчеркивали свою чужеродность в Комите­те. Из трудовиков только Л. М. Брамсон[22]... оставил очень значи­тельный след в деловой работе Комитета... Большевики в Комите­те были вначале представлены, главным образом, М. Ю. Козловским[23] [64] и П. И. Стучка[24], оба желчные, злые и, как нам каза­лось, тупые. Противоположностью им явился потом Каменев[25]... в Комитете он был не врагом, а только оппозицией... Военные были вначале представлены В.Н.Филипповским и несколькими солдатами... Из солдат естественно попали наиболее истеричес­кие, крикливые и неуравновешенные натуры... Потом вошли Завадье и Бинасик[26].., бывшие, кажется, мирными писарями в за­пасных батальонах, никогда не интересовавшимися ни войной, ни армией, ни политическим переворотом... наиболее яркое доказа­тельство, насколько условно можно воспринимать утверждение, что Исполнительный Комитет руководил революцией...»

«В общем, историю Комитета в организационном и личном от­ношении следует разделить на два периода: до и после приезда Церетели[27]. Первый период был периодом, полным случайности, колебаний и неопределенности, когда всякий, кто хотел, пользо­вался именем и организацией Комитета, но более всего это удава­лось Стеклову... Однажды было задержано письмо на бланке Комитета с печатью к крестьянам какого-то села, которым давалось полномочие «социализировать» соседнее помещичье имение. Не­смотря на весь радикализм в социальных вопросах, весь Комитет был до глубины души возмущен... Оказалось, что такие письма выдавал член аграрной комиссии, с. р. Александровский[28]... Сами советские «Известия» были, в сущности, таким письмом Александровского... Везде чувствовалась рука редактора, прово­дящего отнюдь не взгляды Комитета... Некому было об этом по­думать... Когда я составил протест против этого направления «Известий», Стеклов был без сожаления смещен. Такое положе­ние приводило к тому, что хотя официально Комитет поддержи­вал правительство и большинство постоянно настаивало на незыб­лемости этой позиции, - тем не менее Комитет сам расшатывал авторитет правительства своими случайными мерами, необдуман­ными шагами... В то время, как особая делегация (см. ниже) бе­седовала и приходила к полному единодушию с министрами, де­сятки Александровских рассылали письма, печатали статьи в «Из­вестиях» разъезжали от имени Комитета делегатами по провинции и в армии, принимали ходоков в Таврическом дворце, каждый выступал по своему, не считаясь ни с какими разговорами, ин­струкциями, или постановлениями и решениями. В конечном счете, от Комитета всегда всего можно было добиться, если только упорно настаивать... Резко изменился характер Комитета с по­явлением Церетели... Он спокойно, уверенно и смело вел Коми­тет.., в принципе сохранял интернационалистические тенденции, на практике резко проводя оборонческую линию органического сотрудничества и поддержки правительства... Но, поразительно, как раз в момент, когда Комитет организовался, научился управ­лять собой, он выпустил из рук руководство массой, которая ушла в сторону от него». [65]

Нельзя лучше и ярче сказать, что Комитет имел силу лишь по­стольку, поскольку он являлся невольным и слепым орудием про­ведения чужих тенденций. Когда он перестал быть таким оруди­ем, сторонники этих тенденций нашли себе другие органы и дру­гие методы действия. Для наблюдателя со стороны все было слу­чайно и хаотично. А в результате получилась весьма определен­ная линия поведения. Так как главной мишенью Комитета, в эту первую эпоху его существования, было Временное Правительство, то, естественно, эта единая линия поведения, проводившаяся пре­имущественно Стекловым, и может быть наблюдаема лучше всего в области отношений Комитета и его делегаций к правительству.

Первые шаги Комитета в этом направлении были довольно не­уверены и робки. Общепризнанным догматом марксизма был тот, что в настоящее время возможна только «буржуазная», а не соци­алистическая революция, а не социалистические партии должны не столько бороться за власть непосредственно, сколько создать ус­ловия для организации масс с целью такой борьбы в будущем, а в ожидании - «контролировать» буржуазное правительство в его деятельности и не позволять ему препятствовать организационным задачам «демократии». В лице Временного Правительства самое требовательное воображение не могло усмотреть такой организа­ции, которая защищала бы классовые интересы «буржуазии» и противилась бы демократическим реформам. Задачи, которые преследовало правительство, были надпартийные, общие всем партиям: иначе и быть не могло, так как все его очередные меры были чисто формальные и подготовительные. Оно просто готови­ло условия для свободного выражения народной воли в Учреди­тельном Собрании, не предрешая по существу, как выразится эта воля относительно всех очередных вопросов государственного строительства, - политических, социальных, национальных и экономических. Вот почему только в очень условном смысле это правительство могло быть названо «буржуазным» Конференция петроградских социал-революционеров так и смотрела на дело, когда уже 2 марта признала «настоятельно необходимой поддерж­ку Временного Правительства, поскольку оно будет выполнять объявленную им политическую программу». «Постольку-посколь­ку» сделалось знаменитой формулой совета рабочих и солдатских депутатов. Это было бы, по существу, неопасно, ибо Временное Правительство вовсе не думало изменять своей программе, а на­против, убежденно и добросовестно ее осуществляло. Но «рево­люционная демократия» не довольствовалась простым «контро­лем». В ближайшие же дни г. Стеклов-Нахамкес заявил в совете, что совет «желает путем постоянного организованного давления заставлять правительство осуществлять те или иные требования». Для этой цели - «воздействия на правительство и непрерывного контроля» - 10 марта была избрана особая «контактная комис­сия» из Скобелева, Стеклова, Суханова (Гиммера), Филипповского и Чхеидзе. Впоследствии, после реорганизации совета, ее [66] место заняло бюро исполнительного комитета. «Контактная ко­миссия» действовала вначале очень сдержанно и робко при встре­чах с правительством, для чего от времени до времени в одной из Эал Мариинского дворца - не в зале заседаний совета мини­стров - назначались особые совещания.

Значительная часть пожеланий «контактной комиссии» удов­летворялась, о чем демонстративно и хвастливо заявлялось в со­нете. Некоторые «требования» встретили, однако, категорический отказ (например, требование об ассигновке 10 миллионов на нужды демократических организаций). На съезде советов И. Г. Це­ретели признал (30 марта), что в «контактной комиссии» «не было случая, чтобы в важных вопросах Временное Правительство не шло на соглашения». Соответственным образом была формули­рована и декларация, предложенная исполнительным комитетом совета этому съезду. «Признавая, что выдвинутое низвержением самодержавия Временное Правительство, представляющее интере­сы либеральной и демократической России, проявляет стремление идти по пути, намеченному декларацией, опубликованной им по соглашению с советом рабочих и солдатских депутатов, всероссий­ское совещание советов рабочих и солдатских депутатов, настаи­вая на необходимости постоянного воздействия на Временное Правительство в смысле побуждения его к самой энергичной борь­бе с контрреволюционными силами и к решительным шагам в сто­рону демократизации всей русской жизни, признает политически целесообразной поддержку советом рабочих и солдатских депута­тов Временного Правительства, поскольку оно, в согласии с сове­том, будет неуклонно идти в направлении к упрочению завоева­ний революции и расширению этих завоеваний». Однако же речь докладчика Стеклова и последовавшие прения вскрыли гораздо более острое отношение к правительству, чем это видно из прими­рительного текста резолюции. Стеклов счел нужным поднять зад­ним числом вопрос, который не играл никакой роли в начале ре­волюции: почему исполнительный комитет совета не захватил с первого дня власти в свои руки? Он дал на это следующий харак­терный ответ. «По двум причинам: психологической и политичес­кой. Во-первых, в первые дни революции нам не было еще на кого опереться. Мы имели перед собой лишь неорганизованную массу... Со всех сторон сообщалось о том, что в Петроград идут войска с целью усмирения революции. Мы, подобно древним рим­лянам, сидели, уверяя себя, что «заседание продолжается». Вто­рая причина - политическая. Революционная демократия берет власть в свои руки лишь тогда, когда власть в осуществлении своей программы становится на путь контрреволюционный. Тако­го положения у нас не было, нет его и сейчас. Буржуазия пре­красно сознавала и сознает, что ей надо идти на широкие уступки демократии... Мы ни одну минуту не сомневались, что та же самая программа, которую ныне осуществляет Временное Пра­вительство  под  аплодисменты  всей российской  буржуазии, [67] встретила бы со стороны командующих классов самое энергич­ное сопротивление, если бы ее проводили мы под фирмой совета солдатских и рабочих депутатов». Из наивного и откровенного признания Стек лова его оппоненты сделали дальнейшие выводы. «Они не чувствовали в первые дни революции почвы под ногами для захвата власти», говорил военный врач Есиповский. «Но те­перь положение изменилось. За спиною совета рабочих и солдат­ских депутатов - армия и народ. Представители революционного пролетариата и революционной армии должны поэтому войти в состав Временного Правительства. Временное Правительство должно быть коалиционным. Пока этого не произойдет, двоевлас­тие неизбежно. В составе Временного Правительства должен быть не один наш «заложник», каким является А. Ф. Керенский, а пред­ставители всех социалистических партий». Большевик Каменев сделал другой вывод. «Из доклада Стеклова, заметил он совер­шенно правильно, видно, что исполнительный комитет не только осуществляет функции контроля над Временным Правительством, но и ведет с ним упорную борьбу. Это и надо сказать в резолю­ции. Наше отношение к Временному Правительству должно выразиться не в поддержке его, а в том, чтобы в предвидении неизбежного столкновения этого правительства или, вернее, тех классов, которые оно представляет, с органами революционной власти - советами рабочих и солдатских депутатов - сплотиться вокруг этих последних».

Однако перевес на съезде принадлежал не сторонникам коали­ции и не сторонникам открытой борьбы, а сторонникам «общена­родного единения буржуазии и пролетариата на общей платформе демократической республики». Эту среднюю линию защищал И. Г. Церетели, не договаривая до конца аргументов Стеклова и подчеркивая лояльность Временного Правительства, «не ответст­венного» за те круги, которые «натравливают на советы рабочих и солдатских депутатов», и не идущего по пути «контрреволю­ции», на который эти круги его «толкают». Существо дела оста­лось, во всяком случае, то же. «Революционная демократия» за один месяц еще не успела почувствовать «почву под ногами», и худой мир для нее был предпочтительнее доброй ссоры. Худой мир устраивал и поддерживал И. Г. Церетели, но единомышленни­ки Каменева не могли на него жаловаться, ибо «за спиной» пра­вительства и совета они совершенно свободно делали то самое дело, которое принципиально признавали нужным, хотя и отша­тывались еще от его практических последствий.

[1] Френсис Давид Ромудаль (1850 - 1927). Американский посол в России.

[2] Имеется в виду закон об отмене религиозных и национальных ог­раничений, который был принят Временным правительством 20 марта и опубликован 22 марта 1917.

[3] Бобриков Николай Иванович (1839 - 1904). Родился в дворян­ской семье. Окончил Академию Генерального штаба (1865). С августа 1898 финляндский генерал-губернатор и командующий войсками Фин­ляндского военного округа. Инициатор принятия Положения 3 февраля 1899 о порядке издания общегосударственных законов, которое резко ог­раничивало права финляндского сейма и Сената. В 1899 вывел из ведения Сената русские школы. Провел указ от 12 января 1899, запретивший на­значение на должности сенаторов, губернаторов и начальников главных управлений, лиц, не владевших русским языком. Были так же ликвидиро­ваны особые финляндские войска (июнь 1901), финляндский кригс-комиссариат и милиционная экспедиция Сената (июнь 1903), Финляндский кадетский корпус (июль 1903). Был уволен вице-президент Хозяйственно­го департамента Сената К. Тудера. Инструкцией от 13 марта 1903 сосредо­точил в своих руках всю полноту власти в Великом княжестве. Благодаря Положению от 20 марта 1903 получил «особые полномочия» в том числе право закрывать торговые и промышленные заведения, частные общества и высылать за границу в административном порядке. Подобные действия вызвали протест финской общественности. В июне 1904 смертельно ранен сыном бывшего финляндского сенатора Е. Шауманом.

[4] Ичас Мартин Мартинович (1885 - 1941). Литовский обществен­ный и политический деятель, журналист, по профессии юрист. В 1912 из­бран депутатом IV Государственной думы, вошел в Бюро крестьянской группы, затем примкнул к кадетам. После Февральской революции - вице-министр просвещения. В 1918 выехал из Советской России в Литву, где принимал участие в формировании первого буржуазного правительства Литвы. В 1918-1919 - министр финансов. После установления Советской власти в Литве выехал в Германию, затем в Португалию и Бразилию.

[5] Лотоцкий Александр Игнатьевич (1870 - 1939). Родился в семье священника. Учился в духовных семинариях, Киевской духовной академии. Преподавал в церковно-приходской школе. Член Рады Всеукраинской организации, в 1900 в качестве ее эмиссара прибыл на постоянное жительство в Петербург. Участвовал в создании и деятельности украинских фракций в I и II Государственной думе, кружке украинских депутатов-священников в III Думе. В дни Февральской революции председатель Исполнительного комитета Украинской Национальной Рады в Петрограде (апрель 1917), направившей 3 апреля делегацию к председателю Временного правительства Г. Е. Львову. С конца апреля три месяца был губернским комиссаром Временного правительства в Буковине. Затем входил в правительство Центральной Рады (август - ноябрь 1917). Эмигрант.

[6] Славинский Максим Антонович (1868 - 1945). Окончил юридический и историко-филологический факультеты Киевского университета. В начале 1900-х переехал в Петербург, являлся соредактором газеты «Се­верный курьер», секретарь журнала «Вестник Европы». В 1906 редакти­ровал газету «Свобода и право», «Свободная мысль», орган украинской парламентской громады «Украинский вестник». В 1916 участвовал в организации Российской радикально-демократической партии в Петербурге, выдвигавшей требование переустройства России на федеративной основе. После Февральской революции член Исполкома Украинской националь­ной рады в Петрограде (апрель 1917), председатель Особого совещания по автономному переустройству России при Временном правительстве, замес­титель комиссара по делам Украины при Временном правительстве. Член Украинской партии социалистов-федералистов. Представитель Временно­го правительства на съезде народов в Киеве в сентябре 1917. При гетмане был советником МИДа. Эмигрировал. После второй мировой войны арес­тован органами НКВД, умер в заключении.

[7] Дорошенко Дмитрий Иванович (1882 - 1951). Родился в семье военнослужащих. Окончил историко-филологический факультет Киевско­го университета (1909). В ходе поездок по Украине, а так же в Германию, Прагу и Вену установил связи с деятелями украинского национального движения. С 1908 секретарь «Украинского научного общества в Киеве», член «Товарищества украинских прогрессистов». После начала Первой мировой войны участвовал в работе Союза городов, в конце 1915 один из основателей «Общества для оказания помощи населению Юга России, по­страдавшему от военных действий». Во время Февральской революции член «Союза украинских автономистов-федералистов», временного оргбю­ро (Рады) и Киевского городского временного комитета Украинской демократическо-радикальной партии (УДРП), Украинской партии социалис­тов-федералистов (УПСФ). Член Центральной Рады и помощник Киев­ского губернского комиссара Временного правительства, с апреля 1917 краевой комиссар бывшего Галицко-Буковинского генерального губерна­торства. Ввиду отступления русских войск из Галиции и Буковины участ­вовал в эвакуации учреждений генерального губернаторства. В начале ав­густа 1917 доложил Временному правительству о своих действиях в каче­стве галицко-буковинского комиссара. Решением Центральной Рады полу­чил пост премьера, однако, разойдясь во взглядах на автономию Украины, передал пост Винниченко. Стал губернским комиссаром Черниговщины. После заключения Брестского мира вышел из УПСФ. Эмигрировал.

[8] Авинов Н. Н. - товарищ министра внутренних дел Г. Е. Львова, по жене был родственником Демидова - члена ЦК кадетской партии, комиссара в Министерстве земледелия.

[9] Кокошкин Федор Федорович (1871 - 1918). Окончил юридический факультет Московского университета (1893). Магистр, приват-доцент кафедры государственного права Московского университета (1897 - 1911). Помощник секретаря Московской городской управы, член Московской земской управы. Один из основателей кадетской партии и член ее ЦК. Депутат I Государственной думы, секретарь Думы. После Февральской революции председатель Юридического совещания при Временном правительстве (март - июль) и Особого совещания по изготовлению проекта положения о выборах в Учредительное собрание. После Октябрьской революции участвовал в подготовке к выборам в Учредительное собрание. Арестован и помещен в Петропавловскую крепость. Из-за болезни был отправлен в Мариинскую больницу. Зверски убит там вместе с А. И. Шингаревым в ночь с 6 на 7 января 1918.

[10] Скобелев Матвей Иванович (1885 - 1938). Родился в семье про­мышленника. Учился в техническом училище в Баку. Член РСДРП с 1903, меньшевик. Участвовал в революции 1905 - 1907 в Баку. В конце 1906 эмигрировал. С 1912 депутат IV Государственной думы. Вошел в со­циал-демократическую фракцию, после ее раскола (ноябрь 1912) - в меньшевистскую фракцию Думы. Летом 1914 руководил Бакинской стач­кой. В годы Первой мировой войны оборонец. В дни Февральской рево­люции участвовал в организации Петроградского Совета РСД, с февраля член его Исполкома, избран товарищем председателя Петроградского Со­нета РСД. С мая 1917 министр труда Временного правительства. Делегат объединительного съезда РСДРП(о) (август), избран кандидатом в члены ЦК РСДРП (объединенного). В сентябре вышел из состава правительства. Октябрьскую революцию не принял. Член Предпарламента. Вышел 1 но­ября из ЦК РСДРП (объединенного). С конца 1920 за границей. До нача­ла 1925 неофициальный торгпред РСФСР во Франции. В 1922 вступил в ВКП(б). С 1925 в Москве. Арестован и приговорен к расстрелу. Реабили­тирован посмертно.

[11] Богданов Борис Осипович (1884 - 1960). С 1901 в социал-демо­кратическом движении, меньшевик. Член Организационного комитета РСДРП с 1912. В годы Первой мировой войны оборонец. Секретарь Рабо­чей группы при Центральном Военно-Промышленном комитете. Арестован в январе 1917 и освобожден после Февральской революции. Вошел во Временный исполком Совета рабочих депутатов, созданный для созыва Учредительного собрания Петроградского Совета рабочих депутатов. Из­бран в постоянный исполком Совета. Председатель рабочей секции и сек­ции иногородних делегатов. Входил в состав редакции меньшевистской «Рабочей газеты». Разработал основные принципы построения Советов ра­бочих депутатов от местного уровня до Всероссийского съезда Советов. Участник первого Всероссийского съезда Советов РСД (июнь 1917). Съез­дом был избран членом ВЦИК, входил в Бюро ВЦИК, в военную комис­сию ВЦИК. Делегат Объединительного съезда РСДРП (август). Избран от оборонцев членом ЦК. Октябрьскую революцию не принял. 1 ноября заявил о выходе из ЦК РСДРП(о). В декабре арестован. После освобож­дения был одним из инициаторов антибольшевистского движения «Собра­ния уполномоченных фабрик и заводов» (январь - июнь 1918). В сентябре 1918 вышел из партии меньшевиков. Неоднократно арестовывался и реп­рессировался. Освобожден из мест заключения в феврале 1955. Реабили­тирован.

[12] «Известия» - ежедневная газета, издавалась с 28 февраля (13 марта) 1917 в Петрограде как орган Петроградского совета, с 1 (14) авгус­та 1917 - орган ЦИК Советов рабочих депутатов и Петроградского сове­та. До II съезда Советов находилась под влиянием меньшевиков, после Октябрьской революции стала официальным органом Советской власти. Первый редактор - Ю. М. Стеклов (Нахамкес).

[13] Гвоздев Кузьма Антонович (1882/1883 - 1956?). Родился в крестьянской семье. С 1899 работал в Тихорецких железнодорожных мас­терских, с 1901 на заводах Петербурга. В 1903 - 1907 примыкал к социа­листам-революционерам, с 1914 меньшевик-оборонец. С 1915 председатель Рабочей группы при Центральном военно-промышленном комитете (ЦВПК). После Февральской революции входил в состав Исполкома Пет­роградского Совета РСД. С мая товарищ министра труда. В сентябре на­значен министром труда. Арестован вместе с министрами Временного пра­вительства, но вскоре освобожден. Вскоре после Октябрьской революции отошел от политической деятельности. Работал в кооперации, затем с 1920 в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ). В 1931 коллегией ОГПУ приговорен к 10 годам лишения свободы. В июле 1941 Особым совещани­ем НКВД СССР - к 8 годам. Освобожден в 1956. Дальнейшая судьба не­известна. Реабилитирован.

[14] Либер (Гольдман) Михаил Исаакович (1880 - 1937). Родился в семье мелкого служащего. В 1896 вступил в Литовскую социал-демократи­ческую партию. Один из основателей и руководителей Бунда (1897), с 1904 - член его ЦК. Делегат II съезда РСДРП, покинул съезд вместе с другими бундовцами. Участник революции 1905 - 1907. В 1905 член Ис­полкома Петербургского Совета рабочих депутатов, делегат IV (1906) и V (1907) съездов РСДРП. Представлял Бунд на Августовской конференции в Вене (1912). С 1916 оборонец. В 1917 возглавил правое течение в Бунде и в меньшевистской партии. Член Исполкома Петроградского Сове­та. На I Всероссийском съезде Советов (июнь) избран членом ВЦИК и его Президиума, товарищ председателя ВЦИК. Выступая на съезде 4 июня по поручению Исполкома Петроградского Совета изложил его тактику по от­ношению к Временному правительству. Член Предпарламента. На объеди­нительном съезде РСДРП (август 1917) избирался членом ЦК(о). Октябрьскую революцию воспринял негативно. С 1923 неоднократно аресто­вывался и ссылался. Арестован и приговорен к расстрелу. Реабилитирован посмертно.

[15] Дан (Гурвич) Федор Ильич (1871 - 1947). Родился в семье вла­дельца аптеки. Окончил медицинский факультет Юрьевского университе­та (1895). Участвовал в деятельности «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Примыкал к меньшевикам. Делегат конгресса II Ин­тернационала в Амстердаме (1904). Принимал участие в Общерусской конференции партийных работников в Женеве (1905). Один из полити­ческих руководителей социал-демократической фракции I и II Государст­венной думы. Руководил меньшевистской фракцией IV Государственной думы. После начала Первой мировой войны арестован и выслан в Мину­синск. После Февральской революции в Петрограде член Исполкома, то­варищ председателя Петроградского Совета РСД, член Организационно­го Комитета, затем ЦК меньшевиков. На I Всероссийском съезде РСД (июнь 1917) избран членом Президиума ВЦИК, затем член Предпарла­мента. После Октябрьской революции как представитель меньшевиков избран членом ВЦИК 3-го и 4-го созывов, резко критиковал действия Советского правительства. В январе 1922 выслан за границу.

[16] Гоц Абрам Рафаилович (1882 - 1940). Родился в богатой купе­ческой семье. Окончил философский факультет Берлинского университета (1904). С 1904 член Московского комитета партии эсеров. С весны 1906 член Боевой организации партии эсеров. В мае 1906 арестован и в 1907 приговорен к 8 годам каторги, которую отбывал в Александровском централе (Иркутская губерния). В 1915 на поселении. После Февральской ре­волюции вернулся в Петроград. Член ЦК, лидер эсеровской фракции в Петроградском Совете РСД. С июня товарищ председателя ВЦИК. Член Предпарламента. После Октябрьской революции оказывал активное со­противление Советской власти. Участвовал в организации Комитета спасе­ния Родины и революции. Неоднократно репрессировался. В июне 1939 Военной коллегией Верховного суда СССР осужден к 25 годам лишения свободы.

[17] Чернов Виктор Михайлович (1873 - 1952). Родился в дворян­ской семье. В 1892 поступил на юридический факультет Московского уни­верситета. За участие в студенческом движении был арестован. Освобож­ден под залог. В 1899 легально выехал за границу. В 1901 вместе с М. Р. Гоцем возглавил заграничную организацию партии эсеров и газету «Революционная Россия». Являлся главным теоретиком партии по аграр­ному вопросу. На I съезде партии эсеров в январе 1906 избран членом ЦК. Участвовал в Циммервальдской (1915) и Кинтальской (1916) конферен­циях интернационалистов. После Февральской революции вернулся в Рос­сию. В мае - августе министр земледелия во Временном правительстве. Был председателем Учредительного собрания в январе 1918. Летом 1918 возглавил комитет членов Учредительного собрания в Уфе. С 1920 - в эмиграции.

[18] Бунаков (Фондаминский) Илиодор Исидорович (1880 - 1942). Родился в семье московского купца. С 1900 - студент Берлинского уни­верситета, один из активных членов кружка русских студентов, оказывающего помощь партии эсеров. После окончания университета, в конце 1904, вернулся в Москву. С начала 1905 член Московского комитета пар­тии эсеров, кооптирован в состав ЦК, участник I партийного съезда. Вы­ехал за границу, с 1909 - член Заграничной делегации ЦК. Во время Первой мировой войны - последовательный оборонец. После Февраль­ской революции вернулся в Россию. Член эсеровского ЦК и редакции его органа, газеты «Дело народа», товарищ председателя ВЦИК Советов крестьянских депутатов, комиссар Временного правительства на Черно­морском флоте, депутат Учредительного собрания от этого флота. Октябрь­скую революцию не принял. Член Союза возрождения России, участник Ясс­кой конференции представителей русских антибольшевистских организаций и их союзников. В апреле 1919 эвакуировался из Одессы.

[19] Зензинов Владимир Михайлович (1880 - 1953). Родился в купе­ческой семье. После окончания гимназии в 1899, выехал за границу. Учил­ся в Брюссельском, затем в Берлинском, Гейдельбергском и Галльском университетах. В начале 1904 вернулся в Москву. Один из руководителей Московского комитета эсеров. В январе 1905 арестован и сослан в Архан­гельск, но бежал оттуда за границу. В конце октября вернулся в Россию, кооптирован в состав ЦК партии. Находился в Москве, входил от москов­ского комитета эсеров в исполком московского Совета рабочих депутатов. Принимал участие в террористической деятельности Боевой организации после ее восстановления. V Советом партии в мае 1909 избран в состав ЦК. Во время Первой мировой войны оборонец. После Февральской рево­люции член Исполкома Петросовета, редактор газеты «Дело народа» - органа ЦК эсеровской партии. Октябрьскую революцию не принял. Член Комитета спасения родины и революции, один из организаторов антиболь­шевистской борьбы в Поволжье, член Уфимской директории, после ее падения, в результате колчаковского переворота, выслан за границу.

[20] Мякотин Венедикт Александрович (1867 - 1937). Из семьи поч­тового чиновника. В 1891 окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Работал преподавателем, читал лекции в различных средних учебных заведениях, Александровском лицее и Воен­но-юридической академии. С конца 1893 постоянный сотрудник, а с 1904 член редакции журнала «Русское богатство». Арестовывался и высылался из Петербурга. С 1906 член Партии народных социалистов. В 1911 - 1912 отбывал заключение в Двинской крепости за публикацию антиправитель­ственной литературы. Во время Первой мировой войны - оборонец. После Февральской революции член Исполкома Петроградского Совета РСД от возродившейся партии народных социалистов. В мае по постанов­лению Временного правительства вошел в Особое совещание по выработке положения о выборах в Учредительное собрание. На I Всероссийском съезде крестьянских депутатов (май 1917) избран в Исполком Всероссий­ского Совета крестьянских депутатов. На заседании Особого совещания (май) избран товарищем председателя. В июне избран председателем ЦК Трудовой народно-социалистической партии. В апреле - мае 1918 был одним из создателей, а затем руководителем Союза возрождения России. В августе 1920 арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Заочно приговорен к смертной казни, замененной 15-ти летним тюремным заключением. В конце 1922 выслан из России без права возвращения. В эмиграции зани­мался научной и литературной деятельностью.

[21] Пешехонов Алексей Васильевич (1867 - 1933). Родился в семье священника. Учился в Тверской духовной семинарии, но в 1884 исключен из нее как «неблагонадежный». Работал статистиком. С 1899 сотрудничал с редакцией журнала «Русское богатство». Один из основателей партии народных социалистов, автор ее программы и член редакции ее печатного органа «Народно-социалистическое обозрение». После Февральской рево­люции - член Исполкома Петроградского Совета РСД, Совета Главного земельного комитета. С мая по август министр продовольствия Временно­го правительства. С июня 1917 после слияния народных социалистов с трудовиками член ЦК Трудовой народно-социалистической партии, изда­тель ее газеты «Народное слово». В октябре - товарищ председателя Предпарламента. После Октябрьской революции был представителем Союза возрождения России в Добровольческой армии. В 1922 выслан правительством Советской России за границу. С 1927 консультант торгпред­ства СССР в Прибалтике.

[22] Брамсон Леонтий (Леон) Моисеевич (1869 - 1941). Из мещан. Окончил юридический факультет Московского университета (1890). Член ряда общественных еврейских организаций. С 1906 помощник присяжного поверенного Петербургской судебной палаты. С 1903 принимал участие в деятельности «Союза освобождения», затем «Союза союзов». Депутат I Государственной думы. Входил в трудовую группу. Член юридической ко­миссии ЦК Трудовой группы (1907). Работал присяжным поверенным Петербургской судебной палаты. После Февральской революции входил в Центральное бюро Совета РСД. В мае 1917 вошел в Особое правительст­венное совещание. В июле вступил в Трудовую народно-социалистическую партию, избран в ее ЦК. После Октябрьской революции входил в «Союз защиты Учредительного собрания», затем в «Союз защиты Родины и сво­боды». Арестован. После освобождения в 1918 эмигрировал в Финлян­дию.

[23] Козловский Мечислав Юльевич (1876 - 1927). Юрист, присяжный поверенный. Деятель польского, литовского и русского революцион­ною движения. С 1900 большевик. Участник революции 1905 - 1907. Член Главного правления Социал-демократии Польши и Литвы. В 1917 член Исполкома Петросовета и ВЦИК, представитель ЦК партии на Особом совещании по выработке закона о выборах в Учредительное собрание. В июльские дни арестован Временным правительством. Участник Октябрьской революции в Петрограде. Впоследствии председатель следственной комиссии ВРК, возглавлял расследование по делу мятежа юнкеров в Пет­рограде. В декабре 1917 - ноябре 1920 член коллегии Наркомата юсти­ции, в марте 1918 - ноябре 1920 член, председатель Малого Совнаркома. В 1923-1927 главный юрисконсульт Наркомпути.

[24] Стучка Петр Иванович (Янович) (1865 - 1932). Родился в семье сельского учителя. Окончил юридический факультет Петербургского уни­верситета (1888). С 1895 в социал-демократическом движении. С 1904 член ЦК Латышской социал-демократической рабочей партии. Участник революции 1905 - 1907, член Совета рабочих депутатов в Ревеле. Неодно­кратно арестовывался. Консультант большевистской фракции IV Государ­ственной думы. После Февральской революции сотрудник газеты «Цравда». Введен в состав Исполкома Петросовета от Социал-демократии Ла­тышского края, член бюро Исполкома. Делегат VII (Апрельской) конфе­ренции и VI съезда РСДРП(б), II Всероссийского съезда Советов. Участ­ник Октябрьского вооруженного восстания. С ноября 1917 по март 1918 нарком юстиции РСФСР. В марте - августе заместитель наркома, затем член коллегии Наркоминдела. Избирался членом ВЦИК и его Президиума. В декабре 1918 - январе 1920 председатель Советского правительства Латвии. Далее на партийной и государственной работе. Член ЦИК СССР.

[25] Каменев (Розенфельд) Лев Борисович (1883 - 1936). Родился в семье железнодорожного машиниста. В 1901 окончил гимназию в Тифлисе и поступил на юридический факультет Московского университета. Член студенческого социал-демократического кружка. В 1902 арестован и вы­слан в Тифлис. Затем выехал в Париж. Участник революции 1905 - 1907. В 1914 - 1917 в ссылке в Сибири. После Февральской революции один из редакторов «Правды», с апреля 1917 член ЦК РСДРП(б), Исполкома Петросовета, ЦИК 1-го созыва. На заседаниях ЦК РСДРП(б) 10 и 16 ок­тября 1917 выступал против вооруженного восстания. На II Всероссий­ском съезде Советов избран председателем ВЦИК, но вскоре вышел из ЦК и был отстранен от поста председателя ВЦИК. Затем на государственной и административной работе. Член Политбюро ЦК в 1919 - 1926. Репресси­рован в 1936. Реабилитирован посмертно.

[26] Бинасик (Новоседский) Мечислав Станиславович (1883 - 1938). Социал-демократ, меньшевик. По профессии адвокат. После Фев­ральской революции член Исполкома Петроградского Совета РСД и ВЦИК 1-го созыва. После Октябрьской революции председатель коалици­онного правительства во Владивостоке, позднее на хозяйственной работе.

[27] Церетели Ираклий Георгиевич (1881 - 1959). Родился в семье грузинского писателя. В 1900 поступил на юридический факультет Мос­ковского университета. В 1902 за участие в студенческом движении вы­слан в Восточную Сибирь. Вернувшись из ссылки, редактировал грузин­ский меньшевистский журнал «Квали» («Борозда»). В 1907 избран депу­татом II Государственной думы. Лидер социал-демократической фракции в Думе. После третьеиюньского переворота 1907 приговорен к каторге, за­мененной тюрьмой, с последующим поселением в Восточной Сибири. В начале Первой мировой войны интернационалист. После Февральской революции вернулся в Петроград. Вошел в состав Исполкома Петроградского Совета РСД. Был одним из лидеров меньшевиков. Занимал пост министра почт и телеграфов во Временном правительстве (май - июль), затем (с июля) по совместительству - министр внутренних дел. В конце июля вышел из Временного правительства. В августе делегат Объединительного съезда РСДРП(о), избран членом ЦК РСДРП (объединенного). После принятия 31 августа Петроградским Советом большевистской резолюции «О власти» в знак протеста сложил свои полномочия. После Октябрьской революции был одним из руководителей грузинских меньшевиков (с 1918). Член грузинского Учредительного собрания. В феврале 1919 - апреле 1920 член делегации Грузии на Версальской, затем Сан-Ремской конференциях. С 1921 в эмиграции.

[28] В действительности это был не Александровский, а Александров Михаил Сергеевич - социалист-революционер, член ЦИК 1-го созыва.

Дальше