1 декабря. Сегодня за завтраком я встретился с Памсом, очень богатым фабрикантом папиросной бумаги, который сам не курит. Нас было всего трое. Он был очень интересен. Он нападал на Пуанкаре за его пополнение президентских обязанностей. Он говорит, что сейчас замечается сильное движение [123] против Жоффра, который очень устал. Жоффр с трудом продвигался вверх по служебной лестнице, но он всегда был хорошим работником. Poilus[1] относились к нему с величайшим доверием, но он не оправдал их ожиданий. Страна, взятая в целом, здорова. Непокорные элементы Парижа и больших городов находятся либо на фронте, либо на заводах, изготовляющих снаряжение, многие из них убиты, а те немногие, кто не был устранен одним из этих способов от руководства беспорядками, столь незначительны численно, что не могут представлять опасности. Возможны демонстрации по поводу дороговизны, но с ними можно будет справиться. Он предвидит после войны целую серию забастовок в странах-участницах войны, но еще больше в нейтральных государствах. В Германии забастовки будут наиболее серьезны, так как они будут использованы социалистами для того, чтобы добиться реформ. После войны безопасность Франции и Англии с абсолютной повелительностью будет диктовать теснейший политический союз между этими странами. Экономическое соглашение натолкнется на трудности, чинимые протекционистами, но оба правительства должны на нем настаивать, а народы примиряться с этим.
4 декабря. Греки передвигают свои войска, орудия и т. д. за пределы досягаемости союзнических десантных частей на север и располагаются против своих врагов-друзей болгар и против левого крыла армии Саррайля.
Как всегда случается с союзниками Антанты, русские являются слишком поздно, чтобы можно было избавить румын от потери Бухареста и спасти их от наступления.
5 декабря. Милые дела творятся в Греции! После ряда других оскорблений, нанесенных Венизелосу, регулярные войска, под начальством греческого генерала, украшенного медалями, напали на его дом в Афинах без всякой провокации со стороны его обитателей. Атака началась с артиллерийского огня. Содержимое дома - мебель, одежда и проч. - было описано и вывезено под военным эскортом. Мне передают, что британские и французские подданные были посажены на суда, стоящие в Пирее.
6 декабря. Недурная историйка происходит в Англии! Мне думается, что Ллойд-Джордж и его товарищи по заговору решили [124] избавиться от Асквита или погибнуть на этом деле, иначе они бы не потребовали исключения из военного комитета премьер-министра под предлогом, что у него есть другие дела.[2] Они могли бы сделать его председателем комитета из пяти членов с решающим голосом. Для премьер-министра создалось бы позорное и невыносимое положение, если бы он был удален из военного комитета. Я очень жалею, что Асквит уходит, так как Рабочая партия доверяла ему, а с Бонар-Лоу и Ллойд-Джорджем могут быть трения. Я надеюсь, что новый кабинет будет менее многочисленным, более решительным и более быстрым в решениях. Если Артур Бальфур умен, то он воспользуется благоприятной возможностью показать лойяльность по отношению к Асквиту, которую тот так ценит, и уйдет в отставку. Лэнсдоун несомненно так поступит.
Повидимому, возникла идея учредить здесь военный комитет по образду того, что Ллойд-Джордж предлагал для Англии. Бриан был бы председателем этого комитета и имел бы коллегами военного министра, морского министра и Жоффра.
8 декабря. Здесь ощущается угольный голод. Насколько я знаю, в Руане имеются запасы, но в виду того, что муниципальные власти Парижа установили максимальную цену, угольные торговцы предпочитают снабжать те местности, в которых цена не фиксирована. У меня нет точных сведений о том, так ли это в действительности, но я не мог получить угля от продавда, и мне пришлось обратиться к правительству.
У меня нет известий о том, что происходит в политических кругах Лондона. Я надеюсь, что Ллойд-Джорджу удастся сформировать небольшой, но сильный кабинет, несмотря на хныканье официальных либералов. Пацифисты, повидимому, не понимают, что для нашей страны и для нашего народа дело идет о победе и при том такой, которая поставит врага на колени - иначе рабство у гуннов. О, как я ненавижу политиков с их партийными предрассудками и выдумками! Было бы несчастьем, если бы Ллойд-Джорджу не удалось составить министерство, или если бы составление его затянулось даже немного.
Россия внушает самые мрачные мысли. Ее войска, повидимому, всегда приходят слишком поздно. Она втянула Румынию в войну и оказалась неподготовленной, чтобы притти ей на помощь. Нам удалось уничтожить довольно большое количество нефти и хлеба в тех областях Румынии, которые подверглись [125] нашествию. За последнее время я ничего не слыхал о возвращении вел. кн. Николая Николаевича к командованию в Европе. Алексеев уволен за одну операцию. Мне кажется, что в близком будущем предстоит новое продвижение французов и в связи с ним также продвижение англичан.
9 декабря. Пан-германистская газета «Alldeutsche Blätter» не является правительственным органом, но ей разрешается публиковать минимальные условия мира, и хорошо было бы британскому народу знать эти условия. Вот в чем они заключаются: часть Франции аннексируется, Бельгия воссоединяется с Германией, Германия получает морскую базу на берегу канала к западу от Доверского пролива, Германия аннексирует прибалтийские провинции России, всю Литву, русскую Польшу и всю русскую территорию к западу от линии Киев - Крым, включая Одессу; бельгийский Конго аннексируется. Германия получает все стоянки для флота, какие захочет. Австрия и Болгария делят между собою Румынию, Сербию, Черногорию и Албанию, Турция аннексирует Египет, Судан и Триполи и распространяет свое господство к югу вплоть до Центральной Германской Африки. Опубликование этих завоевательных грез было разрешено, вероятно, ради того, чтобы склонить нас к миру на более умеренных условиях. Само собой разумеется, что по этому плану Германия получает обратно все свои колонии.
11 декабря. Об уходе Асквита я сожалею вследствие моего личного отношения к нему. Он мне нравится, и я надеялся, что он примет идею Ллойд-Джорджа о военном комитете. Приходится махнуть на это рукой.
13 декабря. Если бы у немцев была такая сильная уверенность в том, что их победы будут продолжаться сколько-нибудь значительное время, они не стали бы сейчас предлагать мир.[3] Они продолжали бы воевать до тех пор, пока их враги не запросили бы мира. После того, как немцам не удалось уговорить каждое из неприятельских правительств в отдельности покинуть своих союзников и заключить сепаратный мир, они пытаются теперь произвести впечатление на толпу. Если бы меня спросили, то я посоветовал бы союзникам не отвечать и не принимать к сведению ноту, которую, по просьбе германского канцлера, намерены передать правительствам держав Антанты правительства Соединенных Штатов и Испании, на которую возложена обязанность защищать в Германии подданных Антанты. [126] Молчание означало бы презрение; правительствам держав Антанты было бы трудно притти к соглашению о точных условиях общего ответа, а если бы каждая держава стала отвечать за себя, то получились бы расхождения в условиях, которые могли бы побудить Германию к новым попыткам посеять рознь между союзниками. Германская нота свидетельствует о том, что у германского правительства нет уверенности в продолжении побед; она сознает солидарность держав Антанты и знает, что если неприятель останется тверд, то Гермагия потерпит поражение. Так я смотрю на дело. Я рассчитываю на то, что Ллойд-Джордж и Карсон не станут слушать уговоров Германии. Не сделает этого и Джордж Керзон, который не принадлежит к числу пацифистов.
15 декабря. Я опасаюсь, что положение Бриана сильно поколеблено неудачами в Румынии и Греции, хотя он в них и не виновен, если не считать того, что он был инициатором салоникской экспедиции. В то время (февраль 1915 г.) необходимо было увлечь за собою Грецию, Болгарию, Румынию, а мы были одурачены двумя королями-Фердинандом и Константином.
16 декабря. Я надеюсь, что мы оставим без всякого внимания так называемую мирную ноту Германии, и даже в том случае, если она будет представлена правительством Соединенных Штатов и снабжена его рекомендацией. Но я смею думать, что иначе посмотрит на дело министерство в Лондоне. Мы слишком нервничаем по поводу американского общественного мнения. Мы должны поступать так, как несомненно поступили бы американцы, окажись они на нашем месте, а мы на их, но не таков метод Даунинг-Стрита, или, во всяком случае, таким он не был до сих пор.
17 декабря. Я опасаюсь, что правительства Антанты станут отвечать на германскую мирную ноту, что явится, на мой взгляд, актом безумия, так как нота эта была только передана американским правительством без рекомендаций или комментариев.
Косвенным путем я узнал из кругов Ватикана, что мирные условия, предусматриваемые Германпей, - конечно, с целью разъединить союзников, - допускают известное удовлетворение для Франции и Бельгии, кое-какие исправления границ и преимущества для Италии, но не допускают возвращения России ее территорий, занятых ныне центральными державами. А Англия пусть убирается к чорту! [127]
20 декабря. Президент Вильсон предлагает американское посредничество,[4] заявляя при этом, что предложение его не связано никоим образом с так называемой мирной нотой Германии! Он имел возможность познакомиться с министерскими декларациями в русском и итальянском парламентах и с всеобщим одобрением этих деклараций против германской ноты в газетах стран Антанты, и он должен был бы знать, что Бриан и Ллойд-Джордж останутся на прежней позиции. На этот раз у него нет даже неблаговидного предлога в виде президентских выборов. Мы вынуждены будем отвечать вежливо, но с подавленным недовольством. К сожалению, американский народ обычно поддерживает своего президента, когда он бывает заносчив по отношению к какому-либо иностранному правительству. В эту игру столько раз играли безнаказанно, а в настоящий момент мы так зависим от Америки в отношении продовольствия и военного снаряжения! Сенат может пойти на жертвы ради престижа и добиться эмбарго на определенные товары, в которых мы нуждаемся, под предлогом, что в Америке ощущается недостаток в таких товарах.
Я подозреваю, что Константин готовится стать на сторону Германии, порвав с нами, но я надеюсь, что блокада наша станет строже и истощит его прежде, чем он сможет объединиться с нашими врагами.
21 декабря. Жюль Камбоп говорил мне вчера, что Вильсон предлагает свое посредничество, и что он отрицает связь между своим выступлением и так называемой германской мирной нотой. Теперь я вижу, что это не посредничество к буквальном смысле слова, но идет по этому пути. Американское сообщение говорит об ужасах войны, призывает к миру и напоминает об ущербе, наносимом Америке и другим нейтральным странам продолжением войны.
25 декабря. Швейцарское правительство имело наглость поддержать мирную ноту президента Вильсона и заявить, что за последние пять недель швейцарское правительство поддерживало связь с правительством Соединенных Штатов с целью создания мира.
Оба министра, члены Рабочей партии, гг. Гендерсон и Робертс, прибыли сегодня утром. Робертса я встречал прежде, когда он прибыл вместе с Ходжем, и оба обращались с речами к представителям французских рабочих, журналистам и некоторым депутатам на собрании в здании министерства общественных работ... Тогда Ходж клялся, что если Асквит и Китченер скажут, что принудительная военная служба необходима, то Рабочая партия согласится на ее введение. Впоследствии он взял свои слова обратно. В настоящий момент они приехали для совещания с французскими социалистами, чтобы услышать их мнение о войне и высказать свои собственные взгляды.
26 декабря. Вот слова, сказанные Сазоновым в беседе с другом. До меня они дошли через общего знакомого.
«Я хотел поддерживать добрососедские отношения с Германией, которые казались мне совместимыми с франко-русским согласием. Три года тому назад миссия ген. Лиман фон-Сандера доказала мне, что германскому правительству нельзя верить, и открыла мне глаза на его намерения.[5] Г. Фон-Пурталес плохо осведомлял свое правительство о действительном положении в России. Разразилась война. Императрица не пруссачка, она немка, и если бы дело шло об умалении одной лишь Пруссии, она не видела бы в этом ничего неприемлемого, при условии, что Германия оставалась бы неприкосновенной. Но она понимает, что Германия и Пруссия тесно связаны общей судьбой. Она меньше интересовалась бы Вильгельмом, если бы союзники намерены были восстановить Германию за счет Пруссии и возобновить Вестфальское соглашение. Возможно, что такое решение было бы ею одобрено. Оно могло бы оказаться выгодным для великого герцогства Гессенского. Однако, такое решение маловероятно. Впрочем, при всем этом речь идет о личных чувствах, которые могут привести к смене министров, но не к изменению политики. Император хранит верность союзу [129] с Францией и Англией. Как бы ни было велико влияние императрицы, оно имеет свои пределы. Посмотрите к тому же на позицию г. Штюрмера. Официально, напоказ, он уверяет в своем желании воевать до полной победы и заявляет, что Россия в согласии со своими союзниками не сложит оружия до тех пор, пока Германия не будет побеждена. Взгляды императора не изменились и не изменятся. Армия не позволила бы этого!».
Я часто высказывал такой взгляд на русскую армию, и я рад найти подтверждение его. Я говорил также, что Москва, а не Петербург, выражает чувство русских, и что между Москвой и армией будет полное единомыслие относительно Германии и куцого мира, и что император был бы устранен, если бы поддался влиянию германофильских кругов при дворе и в петербургском обществе.
Около трех недель тому назад Бернсторф говорил о рождественском подарке в виде мира. Я думаю, что американские немцы, близкие к Вильсону, осведомили его о намерении президента обратиться с посланием о мире и благоволении, и немцы думали, что если они обратятся с посланием раньше Америки, то все нейтральные государства поверят в их готовность заключить мир, и создастся комбинация, перед которой нельзя будет устоять. Результат получился не тот, которого они ожидали. Вильсон должен быть огорошен и рассержен плохим приемом, оказанным его ноте в странах Антанты. Успокоится ли он на отказе Антанты высказать свои условия мира? Он может стать для нас очень неприятен, даже не становясь в открыто враждебные отношения и не уклоняясь от американских, или, вернее его собственных представлений. о нейтральности и беспристрастии. Вот заявление генерала Поливанова о русской императрице, полученное мною из того же источника: «Дело не только в германских симпатиях. Есть еще одно обстоятельство, объясняющее позицию и поведение императрицы, а именно, ее желание сохранить монархический принцип. Трудно представить себе, до какой степени императрица исполнена этого стремления. Выше судеб наций она ставит судьбы династии, и она боится поражения Вильгельма, так как в ее глазах оно явилось бы поражением монархического принципа. Греческий принц Николай усердно играл на этой струнке, беспрестанно повторяя, что насильственные меры против короля Константина сослужили бы [130] службу республиканским и революционным идеям. Из Берлина дан приказ пользоваться этим аргументом для давления на русский двор. Г. Штюрмер поддерживается партией императрицы. Поэтому-то он и не захотел принять по отношению к Греции энергичные меры, которые предлагало французское правительство и которые были необходимы для обеспечения свободы действия салоникской армии. Чтобы пользоваться милостью так называемых высоких сфер, нужно быть совершенно чистым с монархической точки зрения и униженно льстить священным идеям. Мой преемник, ген. Шуваев, целует руки императора. Ген. Сухомлинов был превосходнейшим придворным. Когда дела идут плохо, обращаются к серьезным людям, но при первом же просвете их прогоняют.
«Несколько дней спустя г. Сазонов спросил меня: Вы видели телеграмму гг. Бриана и Асквита г. Штюрмеру по поводу польского вопроса ? Оба министра приняли к сведению обязательства министра иностранных дел касательно автономии Польши. Они сделали это в очень вежливой и осторожной форме. Но г. Бозелли решил, что он тоже должен выставить свое мнение. В результате получилось его досадное выступление. Италия, вмешивающаяся в польский вопрос, - поистине, это слишком. Было бы так легко избегнуть этого унижения и я глубоко сожалею, что вопрос о польской автономии стал международным. Это - серьезная ошибка !!»
В другом письме, датированном 9 декабря, говорится:
«В одном из кинематографов в Москве показывалась военная фильма. В ней изображалась жизнь ставки, генералы за работой, император, склонившийся над картами. Когда появилась императрица, публика стала кричать: «А Гриша, где же Гриша?!». (Гриша - это Распутин.) Такого рода манифестации говорят об очень многом. Здесь очень желают, чтобы Ллойд-Джорджу удалось составить кабинет и на него сильно рассчитывают в отношепии снабжения России тяжелой артиллерией.
«Императрица отправилась в ставку, и с ней там случилось несколько истерических припадков. Протопопова оставили, Трепов хотел подать в отставку, император должен был пообещать ему, что Протопопов недолго останется на посту министра внутренних дел».
«Чтобы иметь честных, серьезных и способных министров, в роде Сазонова, Поливанова, Коковцова, Кривошеина, следовало [131] бы изменить известное умонастроение в высоких сферах, а это крайне трудно. Император уступает только страху».
Ну, и государство!
27 декабря. Бедный Жоффр. Его выставили очень грубо.
Немцы ответили на ноту Вильсона, что они были бы счастливы послать своих делегатов в нейтральный город для обсуждения с делегатами Антанты условий мира.
28 декабря. Это настоящее благословение для нас, что боши такие gaffeurs. Поспешив со своим ответом на ноту Вильсона, они принесли много вреда самим себе и показали ослиное копыто.
30 декабря. Если нам не удастся добиться мира, который удалит немцев с Балкан, из Константинополя и Багдадской железной дороги, то в близком будущем возникнет новая война из-за Египта и Индии, и тогда у нас может не оказаться тех союзников, которых мы имеем сейчас. Ради Англии и ее империи мы должны итти до конца, что бы ни говорил Вильсон. Ответ, который будет послан ему в течение будущей недели, является комбинацией парижской и лондонской точек зрения. Ответ на германскую ноту будет здесь опубликован завтра.[6]
Распутина больше нет, он убит князем Юсуповым, родственником царя.
[1] Буквально: «обросшие волосами», т.-е. небритые; французское прозвище фронтовиков.
[2] Падение кабинета Асквита и кабинет Ллойд-Джорджа. Либеральный кабинет Асквита был преобразован 19 мая 1915 г. в коалицию консерваторов, либералов и рабочей партии. Для руководства войной был выделен военный комитет. Осень 1916 г. принесла державам Антанты ряд разочарований: на западном фронте наступление на Сомме приостановилось, на востоке - полный разгром Румынии. В консервативной печати вновь усилились требования более энергичного ведения войны и обвинения против Асквита. Замысел консерваторов был выполнен руками либерала Ллойд-Джорджа, министра военных снабжении в кабинете Асквита. 1 декабря 1916 г. в письме к Асквиту Ллойд-Джордж предложил передать ведение войны совершенно независимому от остального кабинета военному комитету в составе четырех лиц, тут же поименованных: Ллойд-Джордж, сэр Эдвард Карсон (консерватор), Бонар Лоу (консерватор) и один член Рабочей партии. После того как Асквит отказался принять такой план, Ллойд-Джордж подал в отставку, вслед за ним ушел в отставку и Асквит. Новый кабинет был составлен Ллойд-Джорджем, согласно плану, предложенному им в письме к Асквиту.
[3] Германское мирное предложение. К концу 1916 г. положение на фронтах сводилось в общем к следующему: на западном фронте союзники отбили германскую атаку на Верден, но возможность вытеснить германцев из Франции и Бельгии представлялась более чем сомнительной самим союзникам. На восточных фронтах основным фактом являлся разгром Румынии, вследствие чего центральные державы сочли момент удобным для того, чтобы выступить с предложением мира.
12 декабря Германия обратилась с нотой к президенту Вильсону и к папе римскому. Нота эта говорила о несокрушимости германского и австрийского фронтов, о вероятности дальнейших успехов центральных держав, об отсутствии у них желания доводить войну до полного разгрома противников и готовности начать переговоры о мире. Никаких конкретных условий Германия не предлагала. На эту ноту, переданную Вильсоном Антанте, последняя ответила 29 декабря резким отказом «принять предложение, лишенное искренности и содержания». Ни та ни другая империалистическая коалиция не соглашалась еще признать себя побежденной.
[4] Запрос Вильсона. Почти одновременно с германской мирной нотой (см. прим. 3) выступил президент Вильсон с запросом к воюющим сторонам о конкретных целях, преследуемых ими, и по достижении коих они согласны были бы прекратить войну. В лагере Антанты много говорилось в связи с этим выступлением о том, что Вильсон-де льет воду на мельницу немцев. На деле запрос Вильсона являлся просто дипломатической вылазкой с целью найти повод для вмешательства в войну.
Германия уклонилась от ответа на вопрос Вильсона, заявив, что наилучшим способом обсуждения вопросов о целях войны она считает непосредственные переговоры между воюющими. Антанта, не желая уклоняться целиком от ответа и вынужденная хотя бы слегка приподнять завесу над своими (грабительскими) планами, долго медлила с ответом и лишь 10 января сообщила о своих «целях войны»: 1) восстановление Бельгии, Сербии и Черногории с уплатой возмещений, 2) эвакуация занятых территорий Франции, России и Румынии с возмещениями, 3) возврат областей, отторгнутых у держав Антанты центральными державами в прошлом, 4) освобождение населения, «находящегося под кровавым игом турок», и изгнание последних из Европы.
[5] Генерал Лиман фон-Сандерс - глава германской военной миссии в Турции, приглашенный Турцией в 1913 г. для реорганизации турецкой армии и флота. Во время войны 1914-1918 гг. руководил военными операциями на кавказском фронте.
Активный проводник немецкой политики в Турции, имевший большое влияние на ЦК младо-турок, стоявших в то время у власти и ориентировавшихся на Германию.
[6] Ответ на германскую ноту и на запрос Вильсона, см. прим. 3 и 4.