Александр Григорьевич Шлихтер
(1868-1940)
«В далекие дни своего гимназического учения в г. Лубпах (Полтавской губернии. - Сост.) я жил в доме своего отца напротив тюрьмы, - вспоминал Шлихтер. - Кажется, в 4-м или 5-м классе я начал высказывать политические суждения. И вот мои родители и моя бабушка говорили мне: „Смотри, Сашко, дотанцуешься ты до „больших окон" (то есть до тюрьмы)». И действительно, уже в скором времени ему довелось побывать и в киевских «Лукьяновке» и «Косом капонире», и в самарских «Крестах», и в других тюрьмах Российской империи.
Шлихтер вел партийную работу на Украине, Урале, в Поволжье, Туле, Москве, Петербурге, участвовал в революции 1905-1907 гг. в Киеве, Петербурге, Финляндии. После Февральской революции он член Красноярского губкома РСДРП (б). Был делегатом VI съезда РСДРП(б). В Октябрьские дни - комиссар Московского ВРК по продовольствию в Москве и губернии. В первом Советском правительстве - нарком земледелия, затем нарком продовольствия РСФСР, чрезвычайный комиссар продовольствия в Сибири, председатель Тамбовского губисполкома, в 1919 г. - наркомпрод Украины. С 1921 г. на дипломатической работе. С 1927 г. - нарком земледелия Украины. В 1929-1937 гг. - кандидат в члены Политбюро ЦК КП(б) Украины. Избирался членом Президиума ВУЦИК, ЦИК СССР. Видный экономист-аграрник, партийный публицист.
Включенные в том воспоминания Шлихтера печатаются по книге «Хлеб и революция». М., 1972, с. 15-32.
1. Советская власть вступает в Аничков дворец
Ко мне явился однажды Якубов[1], одиниз членов коллегии Наркомпрода, спросьбой взять на себя руководствоНаркомпродом в качестве наркома.В это время комиссаром продовольствияофициально числился Теодорович[2],выехавший из Петрограда в Сибирь сразу же посленазначения. По словам Якубова, дальнейшее промедлениев деле организации Наркомпрода, при фактическомотсутствии наркома, могло бы осложнить разрешениепродовольственных нужд.Предложение это, сделанное мне Якубовым от имениколлегии и согласованное с ЦК, явилось для менянеожиданностью, и я просил дать мне возможность подумать.Якубов согласился.Обдумывая предложение Якубова, я тогда не могпредвидеть и десятой доли тех трудностей, с какимимне фактически пришлось столкнуться в первые месяцысуществования центрального советского продовольственногоаппарата - Наркомпрода. Перед всеми нами в моментрешения судьбы только что завоеванной пролетариатомполитической власти всегда стоял вопрос нео том, можем ли мы браться за то или иное трудное, анередко и незнакомое ответственное дело, а вопрос отом, что мы должны браться за это дело, раз этого требуютинтересы революции. Вот это-то последнее соображениеи явилось в конце концов решающим и дляменя в вопросе о продовольственной работе, и я ответилколлегии Наркомпрода согласием принять предлагаемоемне место. [265]
В ближайшие же дни Лениным был подписан декрет[3]следующего содержания:«Согласно постановлению общего собрания членовкомиссии при комиссаре по продовольствию от 18 ноябрясего года, Совет Народных Комиссаров назначаетвременным заместителем народного комиссара по продовольствиют. Шлихтера»[4].
Было ясно, что в Аничковом дворце, где в это время помещалось министерство продовольствия Временного правительства, мне придется в первые же дни столкнуться с организованным стремлением штата министерских чиновников не допустить перехода аппарата в руки Советской власти.
Коллегия Наркомпрода в тот момент состояла из следующих товарищей: М. И. Калинина, П. А. Козьмина, Д. 3. Мануильского, С. 3. Розовского и А. С. Якубова. Мы условились, что передача дел по министерству будет выполнена в присутствии всей коллегии. Было предположено, что моя первая встреча с чиновниками министерства произойдет в бывшем кабинете Александра III, в котором в это время занимались, если не ошибаюсь, один или два члена коллегии.
Живо помню свое первое прибытие в Аничков дворец. Это было 21 ноября 1917 года. Не знаю, было ли известно чиновникам министерства, что Советская власть решила немедленно взять в свои руки продовольственное дело, но мое появление с членом коллегии, сопровождавшим меня в назначенный кабинет, вызвало ироническое любопытство, с которым меня встречали в вестибюле, на лестнице, в коридоре группки служащих. Сколько насмешки сквозило в глазах тех, мимо кого мне пришлось пройти!
В небольшой приемной поднялась со стула статная фигура старого отставного солдата в одежде дворцового швейцара. Это был Иван Семенович, служивший еще при Александре III, а потом курьер при министре продовольствия Временного правительства.
- Где кабинет бывшего министра? - спрашиваю у швейцара.
- Пожалуйте.
В кабинете почти вся коллегия была в сборе. У всех, как мне кажется теперь, было несколько приподнятое [266] настроение, но у каждого оно проявлялось по-своему: Калинин как-то хмуро молчал, Мануильский, остроумный и жизнерадостный каламбурист и рассказчик, был в ударе, смешил своими шуточками по поводу предстоящей встречи с саботажниками.
Я нажал кнопку и вызвал курьера.
- Позовите дежурного чиновника.
- Слушаюсь.
Проходит время, но чиновника нет.
- Начинается, - весело подмигивает мне Мануильский.
Чиновник появляется. Молодой человек подходит непринужденно к моему столу, что-то хочет сказать, но я перебиваю его:
- Когда зовут вас к народному комиссару, надо являться немедленно.
Чиновник бледнеет, но спокойно отвечает:
- Я пришел лишь сказать, что вам прежде надо переговорить с исполнительным комитетом служащих, распоряжениям которого мы подчиняемся.
- Я вызвал вас сюда не для того, чтобы спрашивать совета, что мне надо делать, а для того, чтобы через вас, как дежурного чиновника, передавать мои распоряжения. Потрудитесь немедленно пригласить ко мне управляющего министерством для служебного доклада.
- Я не могу этого сделать без исполнительного комитета.
- Именем Советской власти я приказываю вам это сделать.
- Я этого не сделаю.
- В таком случае я вас арестую за неподчинение Советской власти. Садитесь и ожидайте, пока придет за вами стража.
Отдаю распоряжение Ивану Семеновичу вызвать ко мне коменданта дворца с несколькими часовыми и пригласить управляющего министерством для доклада по службе.
Через несколько минут является комендант вместе с Иваном Семеновичем, который подходит вплотную к моему столу, перегибается и как-то не то таинственно, не то конфузливо вполголоса сообщает, что он докладывал управляющему, но тот сказал, что не пойдет.
- Товарищ комендант! Передаю вам арестованного мною чиновника. Отправьте его под стражей пока в караульное помещение. Сами же с часовым пойдите к управляющему [267] министерством и приведите его сюда под конвоем.
- Ведь это прямо великолепно, неподражаемо, - бросается ко мне Мануильский. - Так именно должна себя держать Советская власть с саботажниками. Полное спокойствие и решительность, не оставляющая ни в ком никакого сомнения. Во мне вы разбудили мой журналистский зуд: так и хочется бросить все и сесть сейчас же писать статью...
Но вот опять открывается дверь и входит бледный, с потупленным взором управляющий министерством. Выяснив, что он тоже отказывается подчиняться, арестовываю его и отправляю в караульное помещение.
Положение наше было не из веселых.
Арестовывать не трудно. А нам нужна была работа. Нужны были люди, которые не прикрывали бы борьбу с Советской властью фразами о продовольственном нейтралитете. Сопротивление верхушки служебного персонала нас не удивило; было бы странным ожидать от этой группы служащих чего-либо иного. Но нельзя было делать каких-либо предположений в этом же смысле относительно всех служащих. Следовало немедленно войти в непосредственное соприкосновение с рядовой массой. Обменявшись мнениями по этому вопросу, мы выработали такой план действий:
предложить исполнительному комитету служащих немедленно созвать общее собрание;
заявить служащим, что Советская власть никого не принуждает оставаться на службе, но указывает всем честным работникам, кому дороги нужды трудящихся масс, что продовольственный саботаж - неслыханное преступление;
в случае отказа от работы заведующих отделами и под отделами тут же заменить работниками из состава так называемых «продовольственных эмиссаров» - специальных военных делегатов, командированных воинскими частями для работы в министерстве продовольствия вскоре после Февральской революции в целях обеспечениядействующей армии продовольствием.
Я вызвал к себе членов исполнительного комитета и предложил созвать общее собрание служащих. Не помню, мотивировали ли они свое отношение к моему предложению, и если мотивировали, то как именно, но ответ был такой:
- Собрание созвать сейчас нельзя... [268]
- Тогда мы обойдемся без вас, - сказал я и добавил, что они свободны.
Я не арестовал их, и это, несомненно, была ошибка. Если бы головка саботажников была отсечена от рядовой массы служащих, возможно, саботаж изжил бы себя раньше, чем это оказалось в действительности.
Я предложил обойти все отделы и подотделы.
Тут-то и был продемонстрирован служащими тот комический характер сопротивления, о котором я упомянул выше. Едва только мы появились в одном из отделов, едва только я начал: «Именем Советской власти предлагаю...» - как служащие, точно спугнутая стая зайцев, стремительно бросились в противоположную дверь.
Мы назначаем продовольственного эмиссара заведующим данным отделом, поручаем ему при возвращении служащих немедленно отобрать у них дела и запереть столы.
Идем дальше - везде одно и то же: вытаращенные глаза, искаженные испугом лица и молчаливое бегство в ближайшую же щелку.
Поведение служащих свидетельствовало об их организованности, а может, это было проявление чисто стадного животного страха перед неведомым и невиданным.
Так как все служащие убегали в одном направлении, то я предположил, что настигну их в какой-нибудь комнате и там скажу все, что считаю нужным. Мое предположение подтвердилось.
Переходя из комнаты в комнату, я, наконец, настиг их, человек 40-50. Без раздражения, с искренним желанием найти общий язык со служащими, обманутыми, как мне казалось, их руководителями-саботажниками, я начинаю говорить им то, что требует от них Советская власть. Так закончился первый день моего комиссарства.
На следующий день утром пришли ко мне человек 20 младших сотрудников министерства: швейцары, курьеры, истопники, сторожа, уборщицы и прочие.
- Товарищ комиссар! - говорит один из них. - Мы заявляем вам, что не пойдем за забастовщиками и отдадим все свои силы Советской власти.
Не пойти за саботажниками в те дни, когда окружающая обывательщина была убеждена в том, что большевиков «прогонят» через несколько недель, это значило ставить на карту материальное положение семьи, ибо саботажники, в случае падения Советской [269] власти, не только выбросили бы на улицу каждого из вставших на сторону власти трудящихся масс, но кое-кого поставили бы и к стенке. Так скромные и незаметные дотоле труженики из «служительского персонала» роднились с миллионами трудящихся масс, восставших и победивших в Октябрьские дни.
В тот же день мною было выпущено следующее служебное уведомление:
«С 21 ноября я вступил в исполнение обязанностей Народного комиссара по продовольствию. К сожалению, ведомство продовольствия не отмежевалось от политической тенденции, проявленной служащими других государственных учреждений и преследующей цели создать для Советской власти затруднения в организационной работе по управлению государством. Казалось бы, что продовольственные нужды страны еще больше, чем какие-либо другие, должны были бы напомнить служащим министерства продовольствия, что отказ от работы по продовольствию, чем бы он ни вызывался, является шагом противонародным. Хотелось бы думать, что этот необдуманный шаг уступит место серьезному пониманию той ответственности, какая лежит на служащих продовольственного дела перед широкими трудовыми массами. Никакие затруднения не помешают Советской власти закрепить плоды победы рабочей и крестьянской революции. Но, осуществляя задачи этой революции, Совет Народных Комиссаров чужд намерений лишать возможности выполнять свои деловые гражданские обязанности всякого, кто проявит готовность отдать свой служебный опыт и знания широким народным массам, взявшим судьбы России в свои руки. Напоминая об этом служащим Министерства продовольствия, я приглашаю каждого, каковы бы ни были его политические взгляды, продолжать свою работу, памятуя, что дезертирство в продовольственном деле недопустимо.
Временный заместитель комиссара по продовольствию А. Шлихтер».
Уведомление это было немедленно расклеено в вестибюле министерства и на воротах Аничкова дворца, у которого толпились отдельными кучками забастовщики, и на следующий день было опубликовано в «Правде».
И вот - первое собрание. Доклад мой о непреклонном решении Советской власти взять руководство продовольственным делом в свои руки и о недопустимости [270] для всякого просто честного человека бороться с революцией путем продовольственной забастовки был выслушан с сумрачными лицами и с критическими репликами, но все же я имел возможность обстоятельно осветить вопрос, сущность которого была опубликована в объявлении от 21 ноября.
Участники собрания, по-видимому еще идя на собрание, принципиально решили начать работу и только хотели обеспечить для себя гарантию безнаказанности за участие в забастовке и принятия на работу всех, кто этого пожелает. Гарантии такие мною были даны, и собрание постановило: немедленно приступить к работе и потребовать от исполнительного комитета служащих созыва общего собрания в 2 часа 23 ноября.
Но исполнительный комитет, в тот момент уже имея сведения о Совете продовольственных съездов, избранном в Москве в качестве верховного руководителя продовольственным делом[5], поджидал прибытия этого Совета в Петроград и назначил общее собрание служащих на 25 ноября. Узнав об этом, инициативная группа служащих решила устроить 23 ноября частное совещание. На совещание это явилось, как и в первый раз, около 60 человек. На совещании было предложено выслушать одного из служащих министерства, участника продовольственного съезда в Москве. Чиновник заявил, что съезд, ознакомившись с положением вещей в министерстве продовольствия, избрал продовольственную комиссию из 10 лиц, которой поручил руководство делом продовольствия. На вопрос, каково отношение этой комиссии к Советской власти, к народному комиссару по продовольствию, последовал уклончивый ответ, что эта комиссия с народным комиссаром будет сноситься по техническим вопросам, например, относительно ассигновок, автомобилей для разъездов и т. п. Было предложено вопрос о возобновлении работы оставить открытым до назначенного на 25 ноября общего собрания служащих. Некоторые высказались за работу с завтрашнего дня. Председатель совещания предложил поднятием рук ответить на вопрос, кто считает настоящую забастовку недопустимой. Результат голосования был таким: за - 57, против - 1, участник продовольственного съезда, воздержавшихся - 1[6].
25 ноября прибыл в Петроград пресловутый Всероссийский совет продовольственных съездов, или «десятка», [271] и сразу же созвал общее собрание служащих министерства.
Беркенгейм, один из членов «десятки», бывший товарищ министра продовольствия, сделал доклад о решении съезда поддержать служащих министерства продовольствия в их стремлении всемерно хранить общепризнанный всей страной авторитет государственного продовольственного аппарата и о создании Всероссийского совета как верховного органа по руководству продовольственным делом совместно с министерством продовольствия. Предложение Беркенгейма прекратить забастовкуи приступить к работам было собранием принято.
27 ноября мы ознакомились со следующей прокламацией, приклеенной в вестибюле.
«От исполнительного комитета служащих Министерства продовольствия:
1. В понедельник 27 ноября служащие Министерства продовольствия возобновляют работу под общим, совместнос министерством продовольствия, руководством Всероссийского Совета продовольственных съездов;
2. Все служащие Министерства являются на занятия 27 ноября, в 11 час. утра, а в дальнейшем в обычное время, занимают свои места и продолжают текущую работу по указаниям своих ближайших руководителей;
3. Если места их окажутся занятыми посторонними лицами, служащие, не вступая с ними в какие-либо пререкания, занимают другие места, оставаясь в помещении своего отдела;
4. Служащие не должны входить ни в какие сношенияс представителями Совета Народных Комиссаров, направляя последних к ближайшему руководителю;
5. Выдача каких-либо подписок и обязательств представителям Совета Народных Комиссаров, безусловно, не допускается;
6. Служащие оставляют свою работу лишь по предложению исполнительного комитета или под давлением физической силы;
7. Вся входящая почта должна передаваться, а исходящая подписываться в обычном порядке;
8. Никакие собрания без ведома и в отсутствие членов исполнительного комитета не допускаются. Исполнительный комитет настоятельно просит всех товарищей не принимать участия в таких собраниях и находиться [272] по возможности непрерывно на своих местах, отлучаясь в другие отделы лишь по служебной надобности;
9. При возникновении каких-либо недоразумений надлежит обращаться за указаниями к членам исполнительного комитета.
Исполнительный комитет».
Сиротливо пустовавшие несколько дней отделы Наркомпрода оказались заполненными служащими.
- А в кабинете Беркенгейма, - докладывает мне Иван Семенович, - заседает с утра ихний совет, 6-7 человек. К ним ходят по вызову начальники отделов для доклада, а члены совета и сами ходят по отделам.
Положение ясное: министерство продовольствия вернулось на свое старое место...
Создавшееся положение требовало, не медля ни минуты, арестовать всех членов «десятки», засевших в кабинете товарища министра Беркенгейма. Но контрреволюционная верхушка продовольственных саботажников была как-никак избрана на Всероссийском съезде, хотя и кадетско-меньшевистско-эсеровском, и я счел удобным распоряжение об аресте «десятки» сделать не самолично, а получить ордер на это от народного комиссара внутренних дел Г. И. Петровского.
Боясь, что разговор по телефону может стать известным «десятке» и спугнуть ее, я отправился лично к тов. Петровскому за ордером на арест. У Г. И. Петровского я застал Ф. Э. Дзержинского, который, узнав, что дело идет о борьбе с саботажем, предложил произвести арест самолично.
Из членов «десятки» в кабинете Беркенгейма оказались в момент прихода туда тов. Дзержинского следующие лица: Громан, Коробов, бывший товарищ министра, Кондратьев, Сен-Лоран и еще кто-то.
Возможность ареста, по-видимому, не входила в предположения ни «десятки», ни служащих. При выводе арестованных служащие устроили приветственную по их адресу и открыто враждебную по адресу Советской власти демонстрацию.
Сразу же после ареста «десятки» было устроено общее собрание служащих, созванное стачечным комитетом. Настроение собрания вполне определилось уже при выборе кандидатов в председатели собрания. Были предложены две кандидатуры: Долженко и председателя стачечного комитета. Надо заметить, что Долженко, как деятельный организатор и руководитель кооператива [273] при министерстве продовольствия, пользовался популярностью среди служащих. И тем не менее почти единогласно прошла кандидатура председателя стачечного комитета, а Долженко получил всего 15 голосов из 1000. Собрание было очень бурным. Единодушно решили продолжать забастовку и заклеймить тех, кто станет решать вопрос о работе помимо стачечного комитета. Это последнее постановление было вынесено, очевидно, в целях предупреждения возможности созыва частных собраний, как это делалось уже два раза инициативной группой служащих. С протестом против такого постановления выступили некоторые из членов социалистической группы, в том числе О. Ю. Шмидт.
Арестованные члены «десятки» были отведены в Смольный, туда вскоре после этого уехал и я, чтобы доложить тов. Ленину о происшедшем. Владимир Ильич признал принятую меру правильной и, в свою очередь, сообщил мне, что «десятка» усиленно добивается свидания с ним.
- Я не пойду, - сказал Ленин, - поговорите с ними сами.
Подчеркнуто самоуверенно встретили меня члены «десятки».
- Мы хотим встретиться с Лениным и будем говорить только с ним.
- Я пришел по поручению тов[арища] Ленина, лично он вести переговоры с вами не собирается.
Через несколько минут я снова пришел к «десятке» уже в сопровождении тов. Ленина, и последний, к разочарованию арестованных, удостоверил:
- Переговоры с вами будет вести народный комиссар продовольствия товарищ Шлихтер. Это поручение дано ему Совнаркомом.
От имени Совета Народных Комиссаров было сделано предложение арестованным заявить о признании ими следующих принципов для возможного соглашения о совместной работе:
1. Не принимать никаких практических шагов к осуществлению хозяйственной деятельности, порученной им съездом, впредь до доклада по этому поводу Совету Народных Комиссаров и до выработки того или иного соглашения с последним;
2. Не делать никаких служебных распоряжений по министерству продовольствия, каков бы ни был их характер - политический или хозяйственный, - ни через [274] исполнительный комитет, ни отдельным служащим непосредственно;
3. Довести до сведения служащих министерства продовольствия, что они обязаны подчиняться требованиям народного комиссара по продовольствию, делать ему служебные доклады, а также сдавать дело заместителям в том случае, если кому-либо из служащих будет предъявлено это требование.
Члены Всероссийского совета заявили на это, что они ответят нам лишь после освобождения их и всех арестованных служащих.
Совет Народных Комиссаров освободил арестованных, взяв подписку о том, что они осведомлены о предложении Совнаркома. Но эта попытка пробудить у членов Всероссийского совета чувство гражданской совести и стыда за саботаж продовольственных чиновников оказалась бесполезной. На следующий день из объяснений с четырьмя делегатами Всероссийского совета выяснилось, что они добивались признания Совета правомочным органом власти, в руки которого должен быть передан, на правах верховного руководства, весь аппарат продовольственного дела по всей России. Другими словами, Всероссийский совет требовал под видом хозяйственных задач передачи ему политической власти в одной из отраслей государственного управления.
На такие притязания Совет Народных Комиссаров, охраняя вверенную ему II Всероссийским съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов всю полноту власти, мог ответить только категорическим отказом.
Но можно было думать, что после такого разоблачения скрытых стремлений членов Всероссийского совета вести борьбу с Советской властью перед ними оставалась еще одна, последняя, возможность доказать свою искреннюю готовность не тормозить продовольственного дела, т. е. обратиться к служащим министерства продовольствия с призывом немедленно приступить к занятиям. Однако на такую искренность не способны были те, кто хотел голодом задушить Советскую власть. Оказывается, что в тот момент, когда четыре представителя Всероссийского совета вели переговоры якобы о соглашении с Советом Народных Комиссаров, за подписью исполнительного комитета служащих министерства продовольствия была выпущена забастовочная прокламация ко всем служащим министерства продовольствия, [275] в конце которой сказано: «Исполнительный комитет, обсудив 28-го ноября, совместно с Всероссийским Советом продовольственных съездов, создавшееся положение, признал необходимым прекратить занятия и не возобновлять их до тех пор, пока не будут созданы условия, при которых работа оказалась бы возможной и целесообразной. Обеспечение таких условий Совет принял на себя. Товарищи! в полном сознании серьезности и ответственности своих решений Исполнительный комитет призывает вас не приступать к работе впредь до особого уведомления комитета».
Так враги рабоче-крестьянских масс не останавливались ни перед чем в своей решимости использовать продовольственное дело в целях борьбы с Советской властью. Разоблачая их, Совет Народных Комиссаров заявил, что никакие затруднения не помешают Советской власти закрепить плоды побед рабочей и крестьянской революции...
Для борьбы с надвигающимся голодом нужны были новые методы организации продовольственных заготовок - методы, которыми была бы спасена первая пролетарская республика.
Такие именно методы мы находим в декрете от 27 октября1917 года, подписанном В. И. Лениным. «Положение о расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле»[7] - так формально назывался этот замечательный документ, опубликованный и немедленно введенный в действие по телеграфу во всех городах с числом жителей не менее 10 тысяч.
По существу же этот декрет является прямым предшественником закона о «продовольственной диктатуре»[8], изданного 8 месяцев спустя, в самый разгар обороны пролетарской республики от наскоков внутренней контрреволюции и тисков империалистического окружения.
В первые недели и в первые месяцы после октябрьских баррикад под организацией продовольственного дела надо было понимать, прежде всего и главнейшим образом, организацию распределения продуктов, заготовленных до Октябрьской революции, но распыленных по разным государственным и общественным учреждениям, рассеянных по железнодорожным и водным транспортным путям.
Первая задача - сосредоточение продовольственных запасов в одних руках и распределение их единой волей [276] - разрешалась декретом о расширении прав городских самоуправлений в продовольственном деле. Обесцененные деньги, унаследованные нами от Керенского, неуверенность крестьянства в прочности существования Советской власти и наличность продовольственных органов на местах почти сплошь с персоналом работников не советской ориентации - все это делало бы нереальными расчеты на возможность новых заготовок в ближайшее время. Поэтому, ставя вопрос о заготовке с первых же дней революции, Советская власть считала необходимым и не терпящим отлагательства использовать прежде всего продовольственные запасы, заготовленные до революции.
Естественность и целесообразность первоочередности распределения готовых продовольственных запасов перед новыми заготовками продовольствия в тех условиях были совершенно очевидны.
Декрет от 27 октября 1917 года о единстве сосредоточения продовольственных запасов является по существу продовольственным лозунгом, данным Лениным с учетом конкретной обстановки в продовольственном деле в первые месяцы после Октябрьской революции...
Вторая задача, затронутая в декрете, задача о рассеянии продовольственных грузов по всей сети железнодорожных и водных путей республики, нашла свое организационное разрешение в «Инструкции комиссарам по доставке продовольствия», подписанной В. И. Лениным. В ней говорилось:
«Дана сия Военно-Революционным Комитетом при Петроградском Совете Рабочих и Солдатских депутатов и утверждена Советом Народных Комиссаров тов. уполномоченному комиссару Григорию Малкину на право беспрепятственной доставки грузов по всем российским республиканским дорогам, а также на право реквизиции частных продовольственных грузов как находящихся в пути, так и всех излишков, подлежащих реквизиции по всей России с расчетом обеспечения владельцев только по общей норме для деревни, т. е. полутора пуда в месяц на человека и по пяти пудов на десятину для обсеменения полей.
Железным дорогам и другим перевозочным, пунктам вменяется в обязанность, под страхом революционного суда, по первому требованию комиссаров предоставлять в их распоряжение все имеющиеся средства переправки и доставки грузов по указанию комиссаров. [277]
Всем организациям и учреждениям предписывается оказывать всяческое содействие комиссарам по разгрузке железных дорог и доставке к месту продуктов продовольствия.
Комиссарам предписывается входить в контакт с местными Советами и другими демократическими организациями, устанавливать обмен деревенских продуктов на городские. В случае сопротивления или явно враждебного отношения власти комиссары имеют право принять меры воздействия войсковыми частями, с согласия советских военных сил.
Всех лиц, враждебно настроенных и имеющих отношение к делу организации по доставке продовольствия, арестовывать и передавать в распоряжение Советов.
Оплата за реквизированные товары производится по установленным ценам, и владельцу выдается квитанция на взятие у него товара.
Оплата по квитанциям гарантируется государством. Обо всех подробностях и недоумениях сообщать Военно-Революционному Совету.
В отношении своих отрядов комиссары действуют самостоятельно, не отклоняясь от точного исполнения инструкции...»
Получив поручение Совнаркома строить новый продовольственный аппарат, мне надо было лишь использовать общие принципиальные вехи, данные декретом 27 октября и «Инструкцией комиссарам по доставке продовольствия», углубляя и расширяя их мероприятиями, которые диктовались учетом условий в данный момент борьбы за диктатуру пролетариата вообще и требованиями, которые предъявлялись этой борьбой к продовольственному делу.
Мероприятия декретного характера, проведенные мною в порядке узаконений правительства в течение первых трех месяцев существования Наркомпрода, имеют в виду материально заинтересовать крестьянство в сдаче хлеба государству по нормированным ценам. К деньгам, вследствие их валютной неустойчивости и все большего и большего обесценения, крестьянство уже и тогда относилось весьма и весьма прохладно. Единственное, чем можно было подвинуть крестьянство к вывозу хлеба на ссыпные пункты, это возможность приобрести в обмен на деньги, вырученные за хлеб, промышленные товары, необходимые в хозяйстве. Сельскохозяйственные [278] машины, орудия, мануфактура, обувь - вот товары, потребность в которых создала бешеную спекуляцию ими на рынке и сделала их недоступными для широких крестьянских масс.
Крестьянство особенно нуждалось в суконной мануфактуре, так как фабрики, мобилизованные в империалистическую войну для снабжения армии, вырабатывали почти исключительно сукно военного образца. Большие запасы военных сукон находились в распоряжении Народного комиссариата по военным делам.
Демобилизующаяся армия нуждалась в тот момент в хлебе больше, чем в сукне. Поэтому было объявлено, что по «соглашению между Народным комиссаром по продовольствию Шлихтером и комиссаром по военным делам Подвойским все запасы сукон, произведенных петроградскими фабриками, будут двинуты немедленно в провинцию в целях обмена их на хлеб».
Насколько целесообразны и своевременны были меры снабжения крестьянства мануфактурой в обмен на хлеб, можно судить по следующему сообщению газеты «Правда»: «Таким образом, в частную продажу в Петрограде сукна в течение ближайшего месяца не поступят. Вместе с тем, по распоряжению А. Г. Шлихтера, высланы экстренные наряды с тканями в Омск, в Тургайскую область, в Воронежскую, Курскую и Тамбовскую губернии для интенсификации подвоза хлеба к станциям. Делегаты областного крестьянского Совета из Омска, посетившие Народного комиссара по продовольствию, узнав об этой мере, заявили, что сейчас немедленно ими будут приняты меры к тому, чтобы огромные запасы хлеба, имеющиеся в Сибири, были направлены как на фронт, так и в голодающие губернии...»
Эти и другие организационные меры, предпринятые Народным комиссариатом по продовольствию в целях борьбы со спекулянтами и обеспечения заготовительных операций важнейшими в крестьянском обиходе фабрикатами, встретили со стороны трудящихся масс России живейший отклик, стремление собственными усилиями помочь Советской власти в ее борьбе за хлеб[9].
....Открытие I Всероссийского продовольственного съезда Советов состоялось 17 января 1918 года в Аничковом дворце[10]. На съезд съехались 105 делегатов, разбившихся на три фракции - большевиков, левых эсеров и максималистов. Большинство делегатов съезда были одновременно и делегатами III съезда Советов. [279]
К моменту начала работы съезда принципиальный конфликт между народным комиссаром по продовольствию А. Г. Шлихтером, с одной стороны, и ВСНХ и «девяткой» - с другой, принял столь острые формы, что был доведен до сведения Совета Народных Комиссаров.
В ночном заседании 16 января Совнаркомом была принята предложенная Лениным резолюция следующего содержания:
«Совет Народных Комиссаров просит продовольственный съезд немедленно, завтра же утром, выделить несколько, хотя бы трех, наиболее опытных продовольственных работников для того, чтобы они могли тотчас же принять участие в работе существующих высших продовольственных учреждений и в обсуждении самых решительных и революционных мер по борьбе с голодом.
Совет Народных Комиссаров просит продовольственный съезд выбрать комиссию для выслушания сообщений от всех находящихся ныне в конфликте групп, учреждений и работников продовольственного дела и передать в СНК заключение этой комиссии»[11].
Таким образом, в первые же дни своей работы съезд был невольно впутан в ту сеть интриг и борьбы за власть, какая окружала Народный комиссариат продовольствия с первых шагов его деятельности.
Созданная съездом для разбора конфликтов комиссия дала свое заключение в том смысле, что конфликт товарища Шлихтера, «девятки» и ВСНХ создался на почве расхождения товарища Шлихтера с указанными организациями по принципиальному вопросу об организации продовольственного аппарата.
Стоя всецело на советской платформе, говорилось в заключении комиссии, товарищ Шлихтер направлял продовольственную политику в сторону полного перехода всего продовольственного дела как на местах, так и в центре в руки Советов, тогда как «девятка» и некоторые члены ВСНХ настаивали на восстановлении губпродкомов и допускали лишь контроль над этими органами со стороны Советов.
Комиссия съезда признала точку зрения товарища Шлихтера совершенно правильной, и вывод этот по утверждении его пленумом съезда был доложен Совету Народных Комиссаров.
Первые два дня заседания съезда носили очень бурный характер. Представители «девятки» демонстративно [280] покинули съезд. То же было сделано и представителями Высшего совета народного хозяйства.
Ввиду создавшегося положения решено было срочно избрать центральный продовольственный орган, слив его с Народным комиссариатом по продовольствию, утвердив таким образом авторитетность комиссариата. В связи с этим Всероссийский съезд Советов по продовольствию постановил:
«1. Продовольственные органы как на местах, так и в центре должны быть созданы Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов;
2. Исходя из вышеозначенного принципа как основного, Всероссийский продовольственный съезд избирает коллегию, которая и составляет основное ядро высшего продовольственного центра Советской республики;
3. Все прочие продовольственные центры, как Высший продовольственный совет, Всероссийский продовольственный комитет, делегация, выбранная на Московском совещании 28-31 декабря, и т. п. организации, с момента создания означенной коллегии упраздняются;
4. Все члены означенной коллегии для тесной связии контактной работы входят в Центральный Исполнительный Комитет 3 съезда Советов как равноправные его члены».
Принятые здесь принципы были развиты более подробно в получившем одобрение съезда проекте декрета по организационному вопросу.
Положение о Всероссийском совете снабжения было проведено в жизнь. Состав совета был определен в количестве 35 человек, 29 из них были избраны на съезде, а 6 мест было предоставлено кандидатам фракции большевиков без выбора съездом.
Аппарат этот оказался крайне громоздким, потому в первые же дни после съезда совет выделил из своего состава президиум. А президиум, в свою очередь, был вынужден в интересах создания гибкого, делового органа создать исполнительное бюро президиума в составе товарища Шлихтера как председателя и народного комиссара и членов: Бабаханяна, Брюханова, Горохова, Кузько, Морозова и Якубова. Это и был первый состав коллегии Наркомпрода, сформированный после съезда.
Пленумом съезда, проводившего свои основные работы в секционных заседаниях, были приняты резолюции: по вопросу о деятельности Наркомпрода, о хлебной монополии, о товарообмене, о заготовке мяса и мясных [281] продуктов, о железнодорожном и автомобильном транспорте, об организации потребительских коммун.
В заключение на пленарном заседании 21 января 1918 года Всероссийским продовольственным съездом Советов было принято «Обращение». Первый съезд был деловым, серьезным. Правда, конкретная форма организации, выработанная съездом, - Всероссийский совет снабжения - была для меня и моих товарищей по коллегии заведомо неудачной. Вследствие своей крайней громоздкости совет был непригоден для продовольственного дела, которое требовало оперативности в работе и гибкости рабочего аппарата.
Но это была наиболее целесообразная форма борьбы с антисоветскими группами продовольственных работников в той атмосфере интриг и запугиваний, при помощи которых они успели внушить преувеличенное доверие к их силам и способностям у части наших ответственных партийных работников. Отрицательное отношение этих групп к съезду, представлявшему широкую советскую общественность, показало, что дело шло о борьбе за власть определенных кругов общественности.
Я и члены коллегии, идя навстречу левоэсеровскому предложению организовать Всероссийский совет снабжения, считали, что члены совета, за исключением руководящей группы, будут немедленно использованы в качестве уполномоченных по местным организациям и совет отомрет сам собою в процессе работы. Так и было в действительности.
Дня через три после закрытия съезда ко мне в Аничков дворец неожиданно приехал из Смольного Я. М. Свердлов. Оставшись наедине со мной, он сказал:
- Сейчас состоялось постановление Центрального Комитета партии о замене вас на посту наркома продовольствия другим товарищем.
- Почему? Разве Центральный Комитет находит неправильной мою позицию в принципиальных вопросах продовольственной политики? - спрашиваю я.
- Нет, наоборот. Центральный Комитет считает вашу точку зрения принципиально правильной и выдержанной, но вокруг вашего имени у группы продовольственников, с которой нужно считаться, создалась такая атмосфера недоброжелательства, что это осложнило бы возможность скорейшей ликвидации продовольственной забастовки и затруднило бы осуществление решений съезда по организации местных аппаратов[12]. [282]
- Находит ли нужным Центральный Комитет, чтобыя отошел со всем от продовольственной работы, вышел из состава коллегии? - спрашиваю я.
- Нет, Центральный Комитет не будет возражать против того, чтобы вы оставались в коллегии.
Я решил поехать на некоторое время в Сибирь для того, чтобы, ознакомившись с положением дела на месте, лично наладить доставку сибирского хлеба в Петроград. Сообщил о своем плане Свердлову, и он выразил уверенность, что этот план будет одобрен ЦК партии.
Перед отъездом я зашел к товарищу Ленину потолковать о предстоящей работе. Тепло и дружески прощался со мной Ильич, передавая мне мандат на принятие экстренных мер по вывозу хлеба из Сибири. [283]
[1] А. С. Якубов (1882-1923) - член Российской социал-демократической партии с 1900 г. После Октябрьской революции - член коллегии Наркомпрода РСФСР, член РВС Республики, нарком РКИ Украины.
[2] И. А. Теодорович (1875-1937) - большевик, в революционном движении с 1895 г., в составе первого Советского правительства нарком продовольствия. Участник гражданской войны. Был генеральным секретарем Крестьянского интернационала, членом ВЦИК. В 1937 г. репрессирован. Реабилитирован посмертно.
[3] Этот декрет был подписан Лениным уже на следующий день, 19 ноября (2 декабря) 1917 г. (В. И. Ленин. Биохроника, т. 5, с. 71). Назначение А. Г. Шлихтера наркомом продовольствия произошло 21 ноября (4 декабря) 1917 г.
[4] Я был назначен наркомом продовольствия после возвращения т. Теодоровича из Сибири. - А. Ш.
[5] Имеется в виду Всероссийский продовольственный совет («десятка»), избранный на Всероссийском продовольственном съезде, созванном по инициативе бывшего министерства продовольствия 18 ноября (1 декабря) 1917 г. Обсудив вопрос об отношении буржуазных продработников к Октябрьской революции, съезд ориентировал их на применение забастовки как средства борьбы с Советской властью. Возглавил «десятку» меньшевик В. Г. Громан (председатель Петроградской продовольственной управы).
[6] 24 ноября 1917 г. в «Правде» было опубликовано заявление социалистической группы служащих (в нее входили Шмидт, Долженко, Рудзит, Цыпкин и др.) от 23 ноября. «Мы, второе частное совещание, - говорилось в этом документе, - стоя на почве принятой вчера резолюции о необходимости немедленного возобновления занятий, постановляем немедленно практически приступить к работе и, войдя в контакт с Продовольственной комиссией Совета народных комиссаров, с завтрашнего дня наладить и организовать текущую работу наличными силами».
[7] Декреты Советской власти, т. 1. М., 1957, с. 26-29.
[8] Продовольственной диктатурой принято называть ряд чрезвычайных мер Советской власти в обстановке обострившегося весной и летом 1918 г. продовольственного кризиса. Эти меры подготовили переход к продразверстке, которая осуществлялась до 1921 г. Основные положения продовольственной диктатуры установлены в декретах ВЦИК и СНК «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими» (13 мая 1918 г.) и «О реорганизации Народного комиссариата продовольствия и местных продовольственных органов» (27 мая 1918 г .).
[9] Однако намеченные Наркомпродом меры не были реализованы полностью. В конце 1917 г. товарные излишки хлеба в стране составляли 500 млн. пудов, но из-за саботажа кулаков, чиновников продорганов, разрухи на транспорте они не были реализованы. Чуть позже, 25 марта 1918 г., СНК разрешил Наркомпроду использовать на 1160 млн. руб. товаров для обмена на 120 млн. пудов хлеба. Наркомпрод не смог учесть все товары, предназначенные к обмену, у местных продорганов не было налаженного аппарата, не хватало транспорта. Неудача с товарообменом вынудила Советскую власть принимать более решительные меры для преодоления продовольственного кризиса (см. предыдущее примечание).
[10] В связи с тем что Всероссийский продовольственный совет, противопоставлявший себя Наркомату продовольствия, саботировал мероприятия Советской власти в Петрограде, открывшийся 14(27) января 1918 г. I советский продовольственный съезд упразднил продовольственный совет и другие организации, занимавшиеся продовольственным делом, сосредоточив все руководство решением продовольственного вопроса в руках Советской власти.
[11] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 387.
[12] Несколько проясняют причину замены А. Г. Шлихтера на посту наркома продовольствия, а также дополняют его рассказ о положении дел в комиссариате воспоминания члена коллегии Наркомпрода П. А. Козьмина:
«Ежедневно мы получали на имя м[инистерст]ва телеграммы от губернских продовольственных комитетов с требованием денег на заготовки. Денег нет, где касса - не знаем. Положение наше курьезное. Нужно было создавать аппарат. В это время от тов. Шляпникова из Наркомтруда явился к Шлихтеру чрезвычайно подвижной и истерический юноша, которого рекомендовал тов. Шляпников... Он получает мандат от Шлихтера, в котором написано: «Тов. Французову поручается формирование аппарата комиссариата продовольствия...», причем в мандате он наделен диктаторскими правами назначений, смещений и т. д.
Французов начал с того, что сделал публикацию во всех наших газетах о приглашении сотрудников в Комиссариат продовольствия. На другой же день после этой публикации привалило колоссальное количество народу. Это было 25-27 ноября. Этот Французов распоряжался диктаторски. Набрал невероятное количество бог знает кого, и в заключение получился аппарат, который только мешал работать. Как раз к этому времени приехал в качестве члена коллегии Цюрупа. И когда он увидел, что это за учреждение, то чуть ли не на другой день удрал обратно в свою Уфу.
Теодорович приехал в конце ноября с несколькими афишками разных городов, в которых было опубликовано, что Наркомпрод созывает митинг для обсуждения продовольственного вопроса и призывает поддержать Советскую власть продовольствием. Он выдвинул проект, нечто вроде полусвободной торговли, использования частных аппаратов и т. д.
В СНК был поставлен вопрос: как быть, чей план работ принять, Шлихтера или Теодоровича? Решено было остановиться на проекте тов. Шлихтера. С колоссальным трудом удавалось налаживать работу с безграмотными сотрудниками и бывшими циковскими комиссарами, оставшимися заведующими отделами, вошедшими во вкус «власти» и не подчинявшимися наркому.
За «девяткой» последовала «десятка» все того же Громана, привезенная им из Москвы с областного прод. съезда, собравшегося из бывших дооктябрьских продовольственников. Все это мешало работать, хотя нужно отдать Громану справедливость - он уговаривал саботажников работать. В числе «уговоренных» им был О. Ю. Шмидт, бывший впоследствии членом коллегии Наркомпрода.
В декабре дело с продовольствием чрезвычайно обострилось. Рабочие волновались, а контрреволюционный элемент поднял голову. Однако т. Шлихтер все еще был оптимистически настроен. Кажется, в январе в Совнаркоме был поставлен вопрос: как быть? Настроение у всех было подавленное, казалось, мы проваливаемся. И тогда т. Ленин выступил с чрезвычайно резкой речью, заключив ее требованием, чтобы наркомы шли в рабочие кварталы, начистоту объяснили положение дела и доказали бы рабочим, что перед голодом нельзя сдавать Советской власти. Так и было сделано. Это и спасло положение.
Тов. Шлихтер был командирован в Сибирь за хлебом. Его временно заменил тов. Мануильский. Почти каждый комиссариат рассылал своих «чрезвычайных уполномоченных» за продовольствием.
Вскоре зам. наркомпродом был назначен т. А. Д. Цюрупа, который сразу же внес деловую атмосферу в работу комиссариата. Начался второй период жизни Народного комиссариата продовольствия, который окончательно оформился в советскую прод. политику лишь в апреле 1918 г. < ...>» (Пролетарская революция, 1922, № 10, с. 51-52).