Эта необходимость тем более настоятельна в отношении амор­тизации светских земельных владений, поскольку увеличение таковых тем быстрее, чем многочисленнее семейства в срав­нении с институтами, которые ее добиваются и к которой они стремятся, поскольку также тенденция укрупнять их сильнее выражена у первых, чем у вторых. Увеличение владений с необходимостью является целью семейств, поскольку богатство - главная основа их блеска. Для духовенства оно может не иметь первостепенного значения, ибо его бытие может зиждеться на не поддающихся оценке ценностях, а истинная слава - лишь на рвении и благопристойности, которые независимы от богатства и, быть может, ему чужды. Если нужно доказательство этой истины, сравните количество амортизированной собственности светских семейств и церковных структур, и будет видно, что оно больше у первых, несмотря на то что майораты появились не­сколькими веками позже земельных накоплений духовенства. [409]

В понятии «майорат» вся трудность вопроса, к обсужде­нию которого приступаем. Едва ли есть институт, более чуж­дый принципам разумного и справедливого законодательства, но который заслуживал бы большего внимания Общества. Быть может, оно сумеет представить вашему высочеству свою продуманную точку зрения о нем, примирив суждение, которого он заслуживает, с великой целью этого доклада - способствовать развитию сельского хозяйства.

Следует признать, что право передачи собственности по смерти ее владельца не содержится ни в намерениях, ни законах природы. Высший Творец, утвердив жизнь ребенка на любви к нему родителей, старика на признательности ему детей, креп­кого мужчины - необходимости трудиться, постоянно дикту­емой его любовью к жизни, хотел освободить человека от забот о его потомках и полностью посвятить себя последнему неизре­ченному воздаянию, которое Он начертал ему. Вот почему в естественном состоянии люди имели очень несовершенную идею о собственности и, быть может, никогда ее не понимали!

Но, объединившись в общества, чтобы утвердить естест­венные права, люди озаботились исправлением и закреплени­ем права собственности, которое рассматривали как главное из всех и которое более всего соотносили со своим существова­нием. Сначала они сделали его неприкосновенным, и появилась собственность; затем сделали ее передаваемой, и появились до­говоры; наконец, отдаваемой по смерти владельца, и вошли в практику завещания и наследования. Без этих условий разве обрела бы уважение и развитие собственность, всегда подверженная посягательствам на нее со стороны алчности более из­воротливых или сильных, чем ее владелец?

Античные законодатели определили для такой передачи са­мые широкие возможности. Солон утвердил ее в своих законах, его примеру последовали децемвиры в законах XII Таблиц. Но, хотя эти законы предоставляли право сыновьям наследовать по завещанию отцов, они не предписывали на пользу им ни ма­лейших ограничений передавать собственность в предположе­нии, что хорошие сыновья не нуждались в них, а плохие ее не заслуживали. В то время как в Риме были добродетели, торже­ствовала свобода. Но когда упадок нравов начал охлаждать чувства и разлагать связи природы, также начались ограничения. [410] Сыновья в такое время ожидали от закона того, чего только должны были бы ожидать от своей добродетели, и то, что слу­жило для сдерживания коррупции и разложения, превратилось в один из ее стимулов.

Однако как далеко от этих принципов настоящее наше за­конодательство! Ни греки, ни римляне, ни какой-либо другой из античных законодателей не распространяли право завещать собственность помимо своих потомков, поскольку такое расши­рение не усовершенствовало бы, но разрушало право собствен­ности, ибо столько же стоит предоставить гражданину право располагать навсегда своей собственностью, сколько лишить его всякого вида собственников, которые владели бы ею позднее.

Несмотря на это, невежество наших юристов, суеверного по­читателя римских законоположений, претендовало вывести из них право создавать майораты, ссылаясь на пример замещении и фидеикомиссов. Но что общего между теми и этими? Обычное замещение было не чем иным, как обусловленным наследством второго наследника ввиду отсутствия первого, и опекаемое - назначение наследником ребенка, который мог умереть, наслед­ников. Ни первое, ни второе не задумывались для распространения последней воли на новые поколения, но для других целей, достойных справедливого и гуманного законодательства. Первое, чтобы избежать репутации, которая запятнала бы память умерших и не оставивших завещания; второе, чтобы застраховать подрастающее поколение от посягательств на причитающу­юся им часть собственности со стороны родственников.

То же самое можно сказать о фидеикомиссах, которые ог­раничивались доверительным поручением, по которому завещатель передавал наследство тому, кто не мог получить его по завещанию. Такие действия не имели при своем возникновении поддержки со стороны законов. Во время республики воз­вращение фидеикомиссов было поручено верности доверите­лей поручителей. Август, от имени которого ее выпрашивали некоторые завещатели, сделал ее необходимой, и был первым, кто превратил в гражданскую обязанность этот долг набожно­сти сострадания и признательности. Правда, что римляне зна­ли также фамильные фидеикомиссы, но не для того, чтобы про­длить, но поделить наследства; не для того, чтобы утвердить его в ряду лиц, но чтобы распространить на всю семью; не для того, [411] чтобы вести их на последующие поколения, но чтобы передать на поколение ближнее и существующее. Наконец, император Юстиниан, расширив это право, распространил действие фидеикомиссов до четвертого поколения, но не изменив природу и наследование благ, не объединяя их в одном только хозяине. Кто, таким образом, усмотрит в столь умеренных установлени­ях даже тень наших майоратов?

Разумеется, даровать гражданину право передавать собст­венность бесконечному ряду владельцев; оставить модификации этой передачи на его только волю, независимо не только от наследников, но и законов; лишить навсегда свою собственность возможности перемещать и передавать ее, что является ее самым ценным даром; предоставить благополучие семейств на долю индивидуума в каждом поколении ценой бедности всех остальных его членов и приписать эту долю случайности рождения, пренебрегая заслугами и добродетелями других, - есть вещи, не только противные разуму и чувствам природы, но так­же принципам общественного договора и общим максимам законодательства и политики.

Напрасно хотят оправдать эти установления, связывая их с монархической властью, поскольку наша монархия основалась и поднялась к своему высшему блеску без майоратов. Законы «Фуэро Хузго», которые регулировали общественное и частное право нации до XIII в., не содержали никаких положений на этот счет. Более того, хотя, будучи исполнены максимами римского права и почти созвучные с ними в том, что касается прав насле­дования, они не дают ни малейшей идеи о замещении и фидеикомиссах. Ее нет также в кодексах, предшествовавших «Парти- дам», и если последние говорят о фидеикомиссах, то в смысле, в котором их признало гражданское право. Откуда, таким обра­зом, могло прийти столь варварское установление?

Самая старая память о майоратах Испании относится не раньше XIV в., и даже тогда они были редкостью. Необходи­мость умерить милости короля Энрике обратила многих гран­дов к майоратам, хотя и ограниченным по продолжительно­сти владения. Но при виде таких майоратов возжаждали другие гранды к вечному их пользованию, и королевская власть откры­ла им двери, предоставив право создавать такие майораты. Тогда законники начали преодолевать препятствия, которые ставили [412] законы имуществам по завещанию. Кортесы Торо их разрушили полностью к концу XV в., а с начала XVI в. жажда майоратов уже не находила для себя в законодательстве ни пределов, ни сдер­живания. Уже в те времена заступники майоратов рассматрива­ли их и защищали как необходимые, обязательные для сохране­ния дворянства и как неотделимые от него. Но, быть может, то конституционное дворянство, которое основало испанскую мо­нархию и, борясь в течение стольких веков с жестокими врагами, расширило столь славно ее пределы. Которое, в то время как защищало отечество с оружием в руках, управляло им своими со­ветами и которое, или борясь в поле, или размышляя в Кортесах, или поддерживая трон, или защищая народ, всегда было щитом и опорой Государства, имело необходимость в майоратах, чтобы быть знатными знаменитыми или богатыми?

Нет, конечно. То дворянство было богатым и состоятель­ным, но это состояние не было унаследовано, но принесено, так сказать, на кончике копья. Земельные вознаграждения за его службу долгое время были пожизненными и зависящими от заслуг. Но дарованные под клятву о последующей передаче в на­следство, они находились под публичным контролем и зависели от него. Если коварство и лень были причиной отказа в наслед­стве первенцу, рассеивалось семейство в одном уже поколении. Какие только знаменитые имена не забылись в истории меньше чем за один только век и уступили место другим, внезапно поднявшимся, чтобы блистать и возвеличиваться в силу своих рат­ных подвигов и службы. Таким был эффект милостей, обязанных личным заслугам, а не случайности рождения. Таким бы­ло влияние мнения, признававшего достойные деяния персон, а не принадлежность к фамилиям.

Но пусть были в свое время необходимы майораты ради сохранения дворянства. Но что может оправдать их существование теперь? Какой резон может оправдать эту безграничную свободу создавать их, предоставляемую всякому, кто не име­ет законных наследников, - дворянину, как и плебею, бедно­му, как и богатому, на малое или большое количество земли? И особенно, что оправдает право завещать третью и пятую часть собственности, т.е. половину ее, в ущерб праву крови?

Закон «Фуэро», расширяя право наследования, исходил из того, чтобы благородные родители могли компенсировать [413] добродетели добрых сыновей. Закон Торо, разрешая завещать состояния, лишил одних и других этого ресурса и этой награды, отняв у добродетели все, что дал тщеславию фамилий в их сле­дующих поколениях. Какое, таким образом, благодеяние сделал дворянской знати этот варварский закон? Не он разве широко открыл дверь, через которую начиная с XVI в. вошли, точнее, вторглись в дворянство все фамилии, какие могли сколотить собственность средних размеров? И разве можно назвать благоприятным дворянству устроение, какое в наибольшей степе­ни способствовало его опрощению?

Общество, Сеньор, всегда будет относиться с большим поч­тением и снисхождением к майоратам дворянской знати, и если в вопросе столь деликатном способно повременить, сделает это с большой охотой в ее пользу. Если его положение сильно изменилось в наше время, то не по его вине, конечно, но вследствие той нестабильности, которая неотделима от планов политики, когда они удаляются от природы. Это правда, что знать свобод­на от забот по управлению Государством в Кортесах, защиты его в войнах, но разве можно отрицать, что это самое избавление приближало ее все больше и больше к исполнению столь слав­ных функций?

Современная история всегда представляет ее как играю­щую в ней большую роль...

Это неопровержимая истина, что добродетель и таланты не связаны с происхождением, и поэтому было бы грубой несправедливостью закрывать некоторым классам путь к служ­бе и наградам...

Справедливо, конечно, Сеньор, что знать, поскольку не мо­жет завоевать в войне ни положения, ни состояния, живет за счет того, которое получило от своих предков... Оставьте ей эти майораты. Но поскольку майораты неизбежное зло... обращай­тесь к ним как к злу необходимому и сведите их к насколько возможному минимуму. Это будет справедливое решение, ко­торое Общество сочло необходимым, чтобы уйти от крайно­стей в равной степени опасных. Если ваше высочество посмот­рит на его решение в свете старинных законов, оно, конечно, покажется жестким и необычным. Но если усилием, столь до­стойным вашей мудрости, сколь и важности вопроса, ваше вы­сочество обратится к принципам законодательства, которые [414] столь глубоко знает, то Испания освободится от зла, которое сильно ее притесняет и ослабляет.

Первое, что нация требует от этих принципов, - это отме­на всех законов, которые позволяют закреплять земельную собственность. Окажите уважение владениям, оформленным к на­стоящему времени под вашей властью. Но поскольку их появилось столько и столь пагубных публике, установите как можно скорее единственный для них предел, который может сдержать их губительное влияние. Нужно отменить, следовательно, доз­воление объединять собственность землевладельцев на основе договоров между ними, по завещанию... или в какой другой форме таким образом, чтобы, давая возможность всем гражда­нам располагать собственностью по закону, запрещалось пора­бощать земельную собственность, закрепляя ее или выдвигая условия, равные такому запрещению.

Такая отмена, столь необходимая, как здесь показано, бу­дет в то же время очень справедливой. Поистине, если гражданин имеет возможность завещать не по природе, но законам законы, которые эту возможность предоставляют, могут, безу­словно, видоизменять ее. Но какое изменение будет более спра­ведливым, чем то, которое, сохраняя согласно духу нашего ста­ринного законодательства право передавать собственность по смерти ее владельца, ограничится одним поколением, чтобы спасти другие?

Скажут, что закрытая дверь для укрупнения собственно­сти закроет путь усилению знати, лишит ее стимула к добродетели. Первое действительно так и точно так же целесообраз­но. Современная знать, далекая от того, чтобы терять, приоб­ретет от этого, ибо ее мнение со временем возрастет, а она сама не придет к деградации и моральному падению от уменьшения своей численности. При этом нация выиграет намного боль­ше, поскольку чем больше путей будет закрыто для бесплод­ных классов, тем больше будет открыто для полезных профес­сий, и потому знать, которая не имеет других источников своего происхождения и существования, кроме богатства, не та, кото­рая может быть необходимой.

Второе не страшно. Кроме славы, которая неотступно сле­дует за блестящими деяниями и которая обязана самым лучшим и ответственным представителям знати, Государство [415] может предоставить им владения или персонально или в на­следное пользование, кто того заслуживает, но без права укруп­нять их. Если сыновья гражданина, таким образом отмеченного, последуют его примеру на путях славы, они превратятся в на­следственную знать, знать пожизненную. А если не сумеют сохраниться в таком качестве, что за важность, если его потеря­ют? Такая компенсация никогда не будет более ценна, чем когда ее сохранение будет зависеть от заслуг.

Кроме того, к этому общему правилу могла бы верховная власть прибавить исключения, которые были бы уместными. Когда гражданин, в силу значительных и постоянных услуг, поднимется к той ступени славы, которая влечет почтение народа; когда вознаграждения, которые заслужила его доброде­тель, увеличили бы его состояние вровень с его славой, тогда право основывать майорат для увековечивания своего имени может быть последней из его компенсаций. Такие исключения, сделанные беспристрастно и со всей справедливостью, далекие от того, чтобы причинять вред, будут очень полезным приме­ром. Но нужна осторожность, чтобы они, абсолютно необходи­мые при вознаграждении такими милостями, не извратили их. Ибо, Сеньор, если покровительство или домогательство доста­вит эти милости тем, кто обогатился в Индиях при коммерче­ских или промышленных предприятиях, чем достанет Государ­ству возвышать добродетель?

Зло, которое причинили майораты, столь велико, что не избежать их появления и впредь, если не найти другие реше­ния. Наиболее явное, если не самое большее из всех них, это то, что чувствуют сами семейства, ради которых они были созданы. Ничего нет более отвратительного, как видеть неустро­енных, не имеющих карьеры, осужденных на нищету, целибат или безделье индивидуумов знатных семейств, первенцы ко­торых наслаждаются роскошью своих майоратов. Королевская Палата, выразитель высшего равенства, уважая одновремен­но майораты и права крови, обычно оказывает помощь этим несчастным, облагая для их пользы майораты рентой. Но это означает исправлять одно зло другим. Ренты ослабляют майо­раты, уменьшая их собственность и соответственно их произ­водство. Уменьшают, следовательно, индивидуальный инте­рес к ней и обостряют то разрушение, которое несут с собой [416] майораты единственно потому, что таковыми являются. Бы­ло бы более справедливо, таким образом, вместо того чтобы снимать ренту с них, сделать возможным их продавать.

Правда, таким способом сильно измельчают одни майора­ты и закончат существование другие. Пусть будет хоть так! Но для Государства одинаково пагубны как громадные майораты, ведущие к чрезмерной роскоши и деградации, неотделимой от нее, так и небольшие. Эти поддерживают безделье и гордыню большого количества бедных идальго, потерянных как для по­лезных занятий, которые презирают, так и для просвещенной карьеры, которой не могут следовать и выполнять.

Не страшитесь поэтому большого уменьшения числа зна­ти. Знать - явление наследственное, а потому постоянное и неисчезающее. Кроме того, размножающееся и увеличивающееся до бесконечности, ибо, беря во внимание всех потомков генеалогического древа, нельзя предугадать прекращения его роста. Правда, в среде знати происходят смешения разного рода, и она впадает в бедность. Но если бы это не было так, чем было бы Го­сударство? Чем была бы она сама? Какое семейство не наслаж­далось бы знатностью? И если бы знатностью наслаждались все, что представляла бы собой знать, которая предполагает явле­ние, в свое время созданное, чтобы отличить некоторые семей­ства от всех остальных?

Второе требование, удовлетворения которого ждет также общественное дело, заключается в том, чтобы владельцы майо­ратов имели право энфитевсиса. Собственник выступает про­тив такого типа контракта, который предполагает отчуждение полезного владения. Но насколько неуместным было бы позво­лять майоратам такое отчуждение, которое, с одной стороны, сохраняет за семействами право прямого владения собствен­ностью, с другой - увеличивает свою ренту в той мере, в какой обяжет отвечать за нее партнера по собственности?

Могли бы, конечно, быть совершены обманы при заключе­нии условий энфитевсиса. Но было бы очень легко помешать им, сообщая заранее о них местным судам, и, если угодно, со­гласие высших трибуналов провинций. Присутствия непосред­ственного наследника и его личного синдика при заключении этих условий было бы достаточно, чтобы избежать несогласованностей, которые могли бы иметь место в этом случае. [417]

Сельское хозяйство, Сеньор, взывает к большой справед­ливости, выдвигая это требование, поскольку интерес арендаторов никогда не будет более активным, чем когда они станут соучастниками собственности и почувствуют, что работают на себя и своих детей. Именно это явится для них стимулом улуч­шать свой участок, совершенствовать культуру его обработки. Такое соединение двух интересов и двух капиталов ради одной цели рождает сильнейший из стимулов, какой только могут они дать сельскому хозяйству.

Быть может, это и будет единственным, самым непосред­ственным и справедливым делом, которое покончит с невероятным количеством невозделанных земель, обеспечит деление и заселение участков, союз культуры возделывания с собственностью. Подвигнет к тому, чтобы земли обрабатывались каж­дый год и чтобы от работ и удобрений ожидалось благо, кото­рое в настоящее время ожидается только от благодати сезона и двуполья. Быть может, такая мера доставит сельскому хозяй­ству плодородие намного большее, чем мы ожидаем.

Доктрина, ведущая начало от римского права, получившая закрепление в форо сторонниками майоратов и более поддержанная в их мнении, чем власти законов, способствовала так­же тому, чтобы лишить нацию этой деятельности, и заслужива­ет поэтому критики вашим величеством. Согласно этой докт­рине наследник майората не обязан соблюдать договоры об аренде, заключенные его предшественником, откуда произош­ла максима, что арендные сделки теряют силу вместе со смер­тью владельца. Но подобная доктрина кажется чуждой разуму и справедливости. Ибо, если отказаться от мягких выражений, нельзя отбрасывать владельцу майората волю его прежнего хозяина касательно отчуждения завещаемого имущества или из­менения его наследника, и не обрабатывать правило, сугубо ад­министративное, идущее от прагматик и согласно которому со­храняют силу все его договоры и обязательства.

Между тем подобные мнения наносят непоправимый вред нашему сельскому хозяйству, утверждая практику краткосрочных аренд и потому обедняя культуру возделывания земель. Нельзя надеяться, что их будут добротно обрабатывать новые владельцы, далекие от них по образованию, положению и месту жительства, крестьянских занятий вообще. Как в таком случае [418] ждать от арендатора, что он расчистит, огородит, засеет и улуч­шит участок, если он будет пользоваться им три или четыре го­да не будучи уверенным, что будет им пользоваться и дальше. Разве не более естественно, что он, сведя свою работу исключи­тельно к выращиванию урожаев, только истощит землю, не за­ботясь о будущих урожаях, которыми не будет пользоваться.

Представляется поэтому необходимой мера, которая, из­гнав из форо вышеуказанное мнение, восстановила бы вза­имные права землевладельца и земледельца и позволяла вла­дельцам майоратов заключать долгосрочную аренду, хотя бы на двадцать девять лет, не прерывая ее до истечения обусловлен­ного срока. Подобной практике, введенной в Англии для того, чтобы утвердить арендаторов в пользовании феодальными зем­лями приписывают экономисты той страны цветущее состоя­ние своего сельского хозяйства. Почему не сделать того же для восстановления нашего? Запретить взимать ренту досрочно, принуждая арендатора терять на этом, будет достаточно, что­бы покончить с обманом, который вследствие такого разреше­ния разоряет наследников собственности.

Но если эта свобода отвечает принципам справедливости, то ничего нет более неверного, как закрепить ее, превратив в об­щее правило. Общество лишь требует для владельцев майора­тов возможности сдавать свои земли в форо или долгосрочную аренду Но оно далеко от того, чтобы считать, что отвечал бы справедливости закон, который, устанавливал бы срок аренды, отнимал бы у землевладельцев свободу их сокращать; и то, о чем Общество размышляло в другом месте об этом вопросе, дока­зывает, насколько оно отстоит от тех крайних средств, предло­женных вашему высочеству, для развития сельского хозяйства,

но которые только полностью его разрушат.

Наконец, Сеньор, кажется необходимым отменить закон Торо который запрещает сыновьям и последующим наследни­кам майоратов делать вычет из улучшений, сделанных в них. Этот закон, принятый поспешно и должного обсуждения... са­мый печальный по своему распространению, которое ему обеспечило невежество юристов, чем целесообразности. Он не дол­жен применяться во времена, когда ваше высочество стремит­ся столь кстати очистить от недостатков наше законодательство. Не для того, чтобы убедить в несправедливости доктрин, в нем [419] содержащихся, Обществу необходимо показать вред, который он нанес сельскому хозяйству, отнимая желание многих дельных старательных отцов семейств делать в нем улучшения. Ему представляется еще более негуманным и негодным по отношению к ним, что под сенью власти приносятся в жертву пустой горды­ни естественные чувства, и вместо того, чтобы возвысить свое имя, наказывают своих потомков обездоленностью и нищетой.

Таковы, Сеньор, предложения, решения которых Общество ждет от мудрости вашего высочества. Без сомнения, проанали­зировав майораты со всех точек зрения, ваше высочество най­дет необходимым решить многие другие, чтобы избежать про­чих зол... При этом не следует лишать Государство политического благоустройства, которому способствует этот институт.

Уважая знать, как необходимую для сохранения и блеска монархии, решение этих предложений придаст больше блеска и значимости ее мнению. Закрывая сомнительному богатству пути, ведущие к ней, откроет их лишь для заслуг, отмеченных славой и удостоенных признанием. Взывая молодое поколение знати на путь чести, поведет по ним, не исключая проявления с его стороны добродетелей и талантов.

Но особенно, Сеньор поставит непреодолимое препятствие на пути безудержного образования новых владений. Сократит до справедливых размеров те, которые из-за своей величины способствуют чрезмерной и заразительной роскоши. Устранит по-справедливому и без насилия, по причине истощения земли, недостойные называться майоратом и стимулирующие лишь склонность к безделью. Приведет к тому, что эксплуатация собственности не насет вреда свободе аграрного дела, а примиряя принципы политики, защищающие майортаты, с принципами справедливости, которые с ними не согласны, будет в той же степени благоприятствовать сельскому хозяйству, как и прославлять ваше высочество.

Оборот сельскохозяйственной продукции...