Земельные накопления белого духовенства были более леги­тимными и полезными при своем возникновении, хотя также губительными для сельского хозяйства. Своим появлением они обязаны в основном частным начинаниям по созданию церквей, которые, как и монастыри, представляли собой собственность с правом наследования ее семействами, которые их создали. Об этом до сих пор сохранилось множество свидетельств в много­численных церковных правах, секуляризированных в наших северных провинциях, особенно в Бискайе, где священники жи­вут с этой собственности. Тогда эти переданные духовенству [405] владения были видом приношения на алтарь религии, чтобы поддерживать ее культ и его служителей. Тем самым Государство, освобождая духовенство от главного из всех забот - до­бывания средств существования, обеспечило народу отправле­нием его святых функций первое из всех утешений. Но здесь возникает вопрос, почему законы, запрещая монастырям и цер­квам приобретение исконных владений, дозволяли им владеть дареной и свободной от налогов собственностью.

Со временем, когда сложилась структура общества, а духо­венство оформилось в качестве одного из его иерархических слоев, оно могло устремляться к богатству с большим основани­ем. Соперничая с дворянством в деле защиты народа в войне и его преобладанием в Кортесах, оно также стало кредитором ми­лостей, которые одновременно компенсировали оказанные ему дворянством услуги и помогали ему продолжать их оказывать. И здесь также возникает вопрос, почему законы не разрешали духовенству обзаводиться собственностью по договору или за­вещанию, между тем как монархи, отвоевывая земли, одарива­ли и наделяли его поселениями, замками, поместьями, рентами и юрисдикцией, чтобы отличить его и вознаградить.

Но когда забвение старинных законов открыло возможно­сти для свободной церковной амортизации, сколь сильно поспешила увеличить ее также набожность верующих? Какие только благотворительные начинания и устроения не осуществлялись с тех пор, как законы Торо, не определив пределов передаваемой собственности, предоставили завещателям право на ее амортизацию как пожертвование ради искупления! Быть может, масса амортизированной таким образом собственности значительно превышает массу наличествовавшей у обладателей тех славных титулов, и, быть может, вред, который этот новый вид амортизации причинил сельскому хозяйству, также был более серьез­ным, чем предыдущий.

Общество не ставит перед собой задачу доказывать, носите­ли этих ли титулов, изобретенных, чтобы поддержать в Церкви известного рода служителей без определенных обязанностей и тем самым неведомых ее старинной организации, были более вредны, чем полезны духовенству, количество которых увели­чивалось, а содержание не уступало или почти не уступало содержанию его главных иерархов. Не хочет оно также причинить [406] обиду набожности, находящейся при смерти и ищущей утеше­ния, которое может найти у них в моменты душевного изли­яния и мольбы. Если они многочисленны или от них идет не­кое зло, исправление этого касается Церкви, а вашего высочест­ва - способствовать в этом ей как естественному ее защитнику и покровителю законов. Но вместе с тем разве могла показаться чуждой нашим устремлениям мера, предложенная во имя осторожности, с какой должно относиться к столь благочестивому и авторитетному обычаю и которой требует благо и сохранение Государства? Пусть будет свобода делать эти устроения, но и запрет наделять их впредь неотчуждаемой собственностью, а та, которая предназначалась бы для этой цели, продавалась бы в назначенный срок самими завещателями, а дарение подтверждалось клятвой, цензом, рентой, деятельностью в обществен­ных фондах и другими подобными акциями. Такая мера оказа­ла бы и той и другой стороне этого дела уважение и, обновляя старинные законы, но не затрагивая религиозные чувства, на­всегда закрыла бы широкие возможности, при которых земель­ная собственность стремительно подвергается амортизации.

И почему не закрываются также остальные возможности, в силу которых земельная собственность переходит к религиозным учреждениям? После того как духовенство, отойдя от участия в войнах и неразберихи в общественных хунтах, ограничилась святым и мирным исполнением своей деятельно­сти; как его численность стала сверхизбыточной, имеющей ма­ло примеров в католических странах; как освобожденное от тех двух функций, столь же разорительных, сколь и славных, передало народу все остальные гражданские обязанности по соблюдению Государства, какая обоснованная причина, какой честный и пристойный резон оправдает стремление сохранить возможности, допускающие амортизацию остатка земельной собственности королевства?

Может быть, это стремление не столь определенно и силь­но выражено, как предполагается, или что только оно у небольшой и обремененной части духовенства. По крайней мере так считает Общество, которое находит во всех временах мно­го разумных и благочестивых священников, которые выступа­ли против чрезмерного богатства и совершаемых их братством в этом смысле злоупотреблений. Но что? Разве в эпоху, когда [407] столько ученых и ревностных прелатов, следуя путями святых Отцов, неустанно борются, чтобы восстановить изначальную чистоту Церкви; когда столько благочестивых служителей по­дают примеры умеренности и горячего милосердия, которы­ми она блистала; когда столько ее мужей учат в духе скромно­сти, воздержанности и жертвенности, не возникнет среди нас тех же самых желаний, которые владели священниками из ро­дов Маркесов, Манрике, Наваррете, Рибера и другими многи­ми почтенными пастырями?

Общество, Сеньор, проникнутое уважением и доверием в мудрость и добродетель нашего духовенства, слишком дале­ко от опасений, что оно воспротивится закону об амортизации. Напротив. Считает, что если ваше величество окажет честь преподобным прелатам содействовать отчуждению земельных вла­дений, возвращая их в руки народа, а доход от продажи их превращая в ренту или вкладывая в общественные фонды, сдавая их в долгосрочную аренду или постоянное и свободное от еже­годных взносов пользование, то они так же ревностно и вели­кодушно будут служить отечеству, как всегда усердно содействовали этому при всех его трудностях.

Быть может, это доверие, столь заслуженное набожным и благочестивым монархом, как и духовенством мудрым и добродетельным, будет защитой от амортизации, более действен­ной, чем все на этот счет планы политики. Быть может, реформы, задумывавшиеся и предпринимавшиеся в этом деле, не удались лишь потому, что оказывалось предпочтение не со­вету и власти, а инсинуациям, а также потому, что ожидали от них того, что должно ожидать от набожности и великоду­шия духовенства. Как бы ни обстояло дело со старинными ус­троениями, оно пользуется своей собственностью без всякого сомнения, на полном и справедливом основании, под покро­вительством законов и не может без огорчения воспринимать намерения нарушить его права. Но оно также лучше нас зна­ет, что интерес к этой собственности - обременительный для его служения интерес и что ее деление может быть приманкой для алчности имущих и опасностью для гордости неимущих. Оно знает также, что, перейдя в руки хозяйственных людей, эта собственность увеличит его исконные отчисления - десятину и уменьшит бедность и нищету - его содержание. Не было бы, [408] таким образом, более верным ожидать от его великодушия благородного отчуждения этой собственности, что обеспечит ему благодарность и признательность людей, а не изъятие, которое обозлит в его глазах?

Но если, к несчастью, напрасной будет эта надежда и духо­венство будет упорствовать сохранить находящуюся в его руках земельную собственность, чего Общество не опасается, то по крайней мере необходимо запретить ее увеличивать. И по­тому оно завершит этот вопрос теми знаменательными слова­ми, которые двадцать восемь лет назад произнес в вашем окру­жении ученый магистрат, ратовавший тогда за принятие закона об амортизации с тем же рвением, с каким позднее - Проекта Аграрного закона. «Общество уже очень просвещенное, - го­ворил он, - для того, чтобы такое уложение было принято без новых противоречий. Необходимость в реформировании столь велика, что представляется гибельным его откладывать. Все ко­ролевство взывает к нему веками, ожидая от просвещенности магистратов закона, который сохранил бы исконные владения народа и остановил бы угрожающее Государству разрушение при сохранении отчуждения земель в мертвые руки».