Начнем его с объяснения, что мы понимаем под общенарод­ным образованием, чтобы затем определить, какое содержание ему наиболее сообразно, ибо нас не может удовлетворить, что под этим термином понималось у античных народов. Тог­да образование называлось народным, поскольку доступ к не­му имели все свободные граждане, представляло собой первую [309] цель политики и регулировалось законодательством. Его мак­симы, методы, деятельность всегда соотносились с обществен­ным устройством тогдашних народов и его духом. И поскольку политической целью античных конституций являлись незави­симость и прочность Государства, постольку патриотизм и му­жество, как единственные средства для достижения этой цели, были также единственными целями образования. В этих качест­вах, во мнении тех народов, заключалась вся доктрина доброде­тели, и если какое-нибудь еще поощрялось, то лишь вследствие производности от них и схожести с ними. Таков предел, до кото­рого дошла политическая философия античных законодателей.

Подобные установки отлично отвечали смыслу тогдашней политики. Они не представляли видимой трудности для грубых народов и небольших республик, где каждый гражданин был воином, ремёсла и сельское хозяйство составляли удел рабов, и в которых они, равняясь или превосходя количеством свобод­ных граждан, принимались в расчет не по этому признаку, но - собственности, и только с этой точки зрения рассматривались законодательством.

Древний Рим, когда он столь поразительно расширил пре­делы своего владычества, тоже не отошел от этой практики, поскольку это громадное государство ограничивалось, так сказать, стенами его столицы, жители которой виртуально воплощали в себе суверенитет, даже когда право гражданства распростра­нилось на Италию и ее провинции. Более того, когда эта и дру­гие республики, увеличившись территориально, потеряли уже из виду главную цель своей конституции или по крайней мере видоизменили ее новыми положениями, можно говорить, что у них не было системы народного образования, если не считать таковым физическую подготовку юношества, предназначавше­гося к военной службе.

Как бы то ни было, в планы народного образования древ­них народов никогда не входило воспитание, проистекающее от образования. Правда, философия, которая тогда вбирала в се­бя все науки, преподавалась открыто и публично. Но на законодательство это не оказывало никакого воздействия, и власть, не покровительствуя, но и не запрещая философские школы, равнодушно взирала на них, если они не создавали помех ее деятельности. [310]

Не станем утверждать поэтому что античные народы не­дооценивали воспитание, скорее наоборот. Когда знания ста­ли пользоваться у них уважением, должное им оказываться, эти народы сильно озаботились об обучении молодежи. Но эта за­бота не имела отношения к публичному образованию, но лич­ному, частному. Так, греки посылали своих детей в школу какого-нибудь философа или отдавали их под его непосредственное покровительство. А когда Рим подчинил Грецию, он также за­хотел подчинить себе ее науки и искусства, для чего в римских семействах содержался штат рабов и свободных греков. Фило­софия, служившая основанием красноречия, которое открыло путь к общественной деятельности, и юриспруденция, которая утвердила необходимость ее отправления, были главными тог­да предметами изучения. А чтобы подготовить к усвоению их, преподавались также изящные искусства, поскольку в круг пре­подавания античных учителей входило все, что теперь мы назы­ваем гуманитарными науками. Таким было содержание обра­зования, которое в условиях домашнего частного воспитания стремились дать юношеству.

Но к каким бы временам и государствам античности мы ни обращались в рассуждении образования, будь оно публич­ным или частным, оно не может отвечать требованиям совре­менного образования. В громадных империях с их различной и сложной структурой, где граждане, хотя и равные перед зако­ном, разделены на различные классы и профессии, а управлен­ческая бюрократия еще более сложна и еще более искусствен­но градуирована. Где власть осуществляется, а общественное мнение регулируется не столько личными качествами граждан, сколько фортуной их происхождения. Где по той же самой при­чине выгодные ремесла, торговля и мореплавание - источни­ки частного и государственного богатства - являются главной целью политики. Где, наконец, зародыши упадка и разложения сокрыты в самом принципе процветания, задачи образования расширились, увеличилось количество потребных для препо­давания предметов, возникла необходимость в системе гуманитарного воспитания, соответствующего столь многообраз­ным видам политики.

Но, быть может, в наших учебных планах заложено гумани­тарное воспитание? Нет, конечно, и это говорится без умаления [311] уважения, которое питаем к нашим старинным школам. Они за­нимались, безусловно, предметами очень важными. Ибо какие могут быть более важными, чем религия, законы и сохранение здоровья граждан? Но они оставили в небрежении или, лучше сказать, не знали других, менее, правда, важных, но, возможно, имеющих большее отношение к индивидуальному и общественному благу. Отсюда возникло явное противоречие. В то вре­мя как политика прилагала неимоверные усилия, чтобы разви­вать торговлю, отыскивать богатства на самых дальних преде­лах земли, науки, без которых не могли быть достигнуты эти цели и совершенствоваться умбения, какие активизируют тор­говлю и мореплавание, которое движет эту торговлю, все эти науки она, кажется, оставила без внимания.

Это отличительный дефект не только наших учебных заве­дений. Он был присущ учебным заведениям всей Европы, которые основывались на том же самом плане, что и наши, и обучали тем же самым предметам. Однако он не был, так сказать, и их дефектом, но всей эпохи, когда они стали появляться. Они отве­чали ее политическому характеру, а стабильность их уставов не позволяла следовать за его изменениями и поворотами. Так что, когда политика поменяла свои планы и расширила круг своих целей, эти уставы оказались недостаточными для того их мно­жества, которое она перед собой поставила.

Если мы хотим иметь гуманитарное воспитание, которое привело бы к достижению их, необходимо, чтобы оно включало изучение предметов, какие имели бы с ними связь и с ними со­относились. А поскольку за их изучение должны приняться, раз­личными путями и средствами, не только классы, но все граж­дане государства, постольку такое образование будет называться общенародным или открытым для всех, кто хочет получить его.

Итак, посмотрим, какое образование должно быть целью нашей общенародной школы.

Если, как отмечалось ранее, только человек способен к обу­чению, любое из которых направлено на совершенствование его сущности, то он, состоящий из двух различных субстанций, на­деленный физическими и интеллектуальными способностями, может совершенствоваться лишь развивая эти способности.

В числе первых из них в большой степени относится это к физическому воспитанию, и поэтому следовало бы его [312] проводить в домашних условиях. Поистине физическая сила увеличивается в результате ее применения и наблюдения. В хо­де первого рождается навык, второго - ловкость, и оба они чу­десным образом усиливают действие физических способностей на практике. Приложению сил человек обязан обретением на­выка держаться на ногах, сохранять равновесие при ходьбе, беге или прыжках, равно как и легкости, с какой выполняет всякие другие движения, которые называем естественными. Отсюда человек, приобретший навык бегать, прыгать, взбираться, пла­вать и т.д., одержит в этих действиях верх над человеком, у ко­торого нет такого навыка, будь он наделен равными с ним фи­зическими возможностями. То же самое можно сказать и о лов­кости, ибо не менее известно, что человек под влиянием опыта и наблюдения научился наиболее удобным для себя приемам поднимать или сбрасывать тяжелый груз или же совершать какие-нибудь другие трудоемкие малоприятные действия. То есть опять-таки, человек, научившийся благодаря опыту и наблюде­нию сноровке, подходящей для таких действий, выполнит их более ловко и с меньшими затратами сил, чем ей не научивший­ся. Таково происхождение и таковы пути усовершенствования большей части всех практикуемых искусств и ремесел.

При всем том, если иметь в виду, что непригодный навык страшится цели, на которую направляется сила, вместо того, чтобы увеличивать ее; что ловкость предполагает целенаправ­ленность действия; что между различными способами совершать какое-нибудь действие есть только один - осуществлять его хорошо, и коему нельзя научиться, кроме как посредством наблюдения, которое неотделимо от человеческого разума, то мы придем к выводу, что совершенствование физической силы состоит в просвещении разума, направляющего свои действия, т.е. в образовании.

Эта истина станет более очевидной, если учесть, что непро­свещенная сила человека, хотя и направляемая разумом, может произвести лишь очень ограниченный эффект и что его насто­ящая сила заключается в призвании себе на помощь сил природы. Самый сильный и ловкий человек, без других возможностей, кроме свойственной ему простой силы, никогда не сможет рас­колоть камень, свалить дерево, пробить скалу. Но с помощью рубила, топора, кирки он это сделает легко. Обученный разум [313] открывал ему способ увеличить свою силу, делая своим помощ­ником и силы природы. На этом пути что только не сделал человек и что еще может сделать! Он выровнял горы, направил реки, укрепил берега, пересек моря; возвысив взор сверх облаков, измерил и взвесил небесные светила. Созданный, что­бы владычествовать на Земле, утвердил это своим разумом, а не силой. Благодаря разуму, сила человека обеспечивала его продукцией согласно его желаниям. Его разум придавал этой продукции различные формы, которые отвечали его потребно­стям, удобствам и удовольствиям. Кажется неимоверным путь, который начертал ему разум в применении своей силы. И кто может сказать, что этот путь не будет еще большим?

Но необходимость в образовании этого направляющего разума более заметна относительно его самого, т.е. интеллектуальных способностей человека, ибо ясно, что они развива­ются также при условии их применения и совершенствуются в результате опыта и наблюдения. Человек с момента рожде­ния обладает чувствами и, следовательно, идеями, но пользованию ими он обязан навыку говорить, который не только предполагает талант выражать их, но также логически упорядочивать, поскольку говорить, не что иное, как формулиро­вать идеи ясно и логично. В этом смысле можно сказать, что, выражая идеи, человек обретает навык думать или, что то же самое, развивать и совершенствовать разум. Поэтому, когда говорим, что он достиг уровня выражать мысли, мы тем са­мым отмечаем лишь, что его интеллектуальные способности уже подошли к полному развитию.

Здесь не могу не сделать отступления, чтобы еще раз не по­рекомендовать важность физического воспитания и, следовательно, домашнего воспитания. Поскольку если им принадле­жит первоначальное развитие как физических сил, так и интеллектуальных возможностей человека и если от направления, которое он получит в ранние свои годы, непременно будет за­висеть совершенствование, к которому сможет стремиться в дальнейшем, то видно, насколько важно, чтобы это направ­ление было более просвещенным и какое просвещение необ­ходимо, чтобы достигнуть столь высокой цели. Будучи обязан­ными доверить эту наиважнейшую задачу домашнему воспитанию, которое не может совершенствоваться иначе, кроме как на [314] пути общенародного образования, как мы сможем в таком слу­чае усомниться, что оно залог индивидуального и обществен­ного процветания?

Возвращаясь к нашему вопросу, сделаем из того, что бы­ло сказано до сих пор, вывод о двух великих целях образова­ния, которые должен человек достигать: 1) поскольку его фи­зическая сила увеличивается вследствие привлечения себе на помощь сил природы, постольку ясно, что он должен изучать природу; 2) поскольку своим разумом, силой и этой помощью он делает то, что задумывает сделать, ясно также, что он должен изучать этот разум. В результате человек должен изучать самого себя и окружающую его природу.

Но разве сможет человек постигать великий спектакль при­роды, не возвышаясь к знанию высшего Создателя? Изучать изумительный порядок, царящий во Вселенной, удивительные взаимоотношения целесообразности, которые связывают или отторгают все ее различные существа, законы, которые поддер­живают этот порядок, более восхитительные в своей просто­те, чем непреложности? Сможет, словом, созерцать эту посто­янную непостижимую гармонию, которая проистекает от этого порядка, отношений, законов, не признавая, что Творец в од­но и то же время является всемогущим и всеведущим? И осо­бенно, сможет ли человек спуститься от этого высокого знания к постижению самого себя, сравнить способности, которыми был одарен, с теми, которыми были наделены другие существа; ощущать в себе невыразимый свет, который Творец вдохнул в его разум, чистейшие чувства, которыми украсил его душу, не осознав, что все это творение направлено к одной цели и что столь драгоценные дары души и тела получены им, чтобы жить согласно этой цели?

В результате оказывается, что другой наиважнейшей задачей воспитания человека является изучение этого высшего Творца и тех целей, которые он предписал для этого столь полезного, ра­зумного и удивительного своего творения. Таким образом, цель образования в целом заключается в познании Бога, человека и природы. Оказывается, что это цель любого образования, что в таковом заключаются все истины, которые важно и необходи­мо человеку знать, что оно должно содержать в себе предметы всех наук, достойных его существа и высокого предназначения, [315] для которого он создан, и что все находящееся за пределами та кого образования - пустое любопытство или бред.

Итак, цели образования показаны. Определим теперь пред­меты, которые оно должно содержать, чтобы отвечать этим целям.