Новую страницу в биографии Джона Лильберна открыла революция. 3 ноября 1640 г. собрался на свое первое заседание Долгий парла­мент, а 9 ноября, как мы уже знаем, со своего места поднялся член парламента Оливер Кромвель, произнес­ший первую в этом парламенте публичную речь, в которой он привлек внимание палаты к судьбе заключенного в тюрьме Джона Лильберна. 13 ноября Лильберн полу­чил свободу. 4 мая 1641 г. палата общин приняла резолю­цию, в которой арест и обращение с Джоном Лильберном в тюрьме были объявлены «противозаконным... крова­вым, порочным, жестоким, изуверским и тираническим» и за ним признавалось право на материальную компенса­цию.

В этой трудной ситуации на помощь Лильберну пришел его состоятельный дядя Джордж, основавший в Лондоне пивоварню, управление которой передал Джо­ну. В это же время Лильберн женился на Элизабет Дьюэлл, женщине исключительного мужества, глубоко и до конца преданной мужу спутнице жизни. С началом гражданской войны Лильберн в чине капитана пехотной части, состоявшей главным образом из лондонских учени­ков и подмастерьев, сражался под Эджгилем и Брентфор­дом. Однако мужество отдельных частей не могло компен­сировать нежелание парламентских генералов в войне с королем побеждать. 12 ноября 1642 г. Джон был захва­чен в плен «кавалерами» и доставлен в Оксфорд, где к тому времени обосновался король. За «измену» госуда­рю Лильберну угрожала смертная казнь, от которой в прямом смысле его спасла жена. Будучи беременной их первенцем, она ворвалась с мольбой о спасении мужа в палату общин. Впечатление от ее неподдельного горя и отчаяния было столь велико, что далеко не сердоболь­ная палата приняла постановление, угрожавшее рояли­стам «отмщением» в случае приведения угрозы в исполне­ние.

Следует заметить, что эта угроза имела реальную подоплеку: в руках парламента находилось немало пленных-роялистов. С этим документом в руках Элизабет, опрокинув все военные заслоны и преграды, достигла Оксфорда и этим спасла жизнь не только Джона, но и других пленных «круглоголовых». В результате обмена пленными Джон получил свободу, Сити Лондона приветствовал [262] его как героя. Ему была предложена граждан

ская должность, которая обеспечивала солидный доход и спокойную жизнь, однако Лильберн не колеблясь отверг ее: пока идет гражданская война, его место - в сражении. И на этот раз судьба снова свела Лильберна с Кромвелем, но уже лично. Индепендентские воззрения Лильберна, помешавшие ему присягнуть на верность так называемому Ковенанту (т. е. обязательству, принятому на себя Долгим парламентом под давлением шотландцев, ввести в стране пресвитерианское церковное устройство, связанное с принудительным единообразием), находили у Кромвеля полное понимание и поддержку.

Как мы помним, желание сражаться за «дело парла­мента» Кромвель ставил выше всех других соображений при комплектовании своих частей. По его ходатайству Лильберн получил должность подполковника в армии Манчестера. Бок о бок с Кромвелем Лильберн сражался в 1644 г. при Марстон-Муре. Когда же Лильберну вскоре после этого представился случай «самовольно» принудить гарнизон роялистского замка Тикхилл к сдаче, не потеряв при этом ни единого человека, Манчестер обрушился на него с грубой бранью, угрожая «повесить» за самоуправ­ство. Впоследствии, когда Кромвель выступил в парла­менте с обвинениями против Манчестера, Лильберн ока­зался для него как нельзя более ценным свидетелем. На этом военная карьера Лильберна закончилась. Несмотря на то что во вновь создававшейся армии «нового образца» ему была предложена высокая командная должность, он отказался вступить в нее, так как и на этот раз предвари­тельным условием являлась присяга Ковенанту. В конце апреля 1645 г., в канун битвы при Несби, Лильберн сдал своих драгун полковнику Окею, заявив при этом, что «скорее будет сажать морковь и капусту, нежели сражать­ся за власть, которая поработит его». В данном случае Лильберн проявил гораздо большую принципиальность, чем Кромвель, формально согласившийся с этим требова­нием.

Однако возврат Лильберна к «гражданскому состоя­нию» не означал для него возврата к мирной жизни. На самом деле речь шла лишь о смене форм и оружия борьбы. На этот раз слово сменило меч. Это во-первых. Во-вто­рых, в новом обличье предстал теперь перед ним про­тивник, мешавший торжеству справедливости, как ее все более отчетливо понимал и Лильберн. После победо­носного завершения первой гражданской войны, как мы уже знаем, линия водораздела между сформировавшейся [263] к тому времени партией левеллеров и теми, кто занял место их гонителей за стремление обеспечить в новом политическом устройстве страны положение, при котором произвол властей предержащих не был бы возможен и по отношению к самому скромному по достатку жителю Англии, проходила теперь внутри самого лагеря инде­пендентов. Нечего говорить, что Долгий парламент, в котором большинство составляли пресвитериане и кото­рый фактически осуществлял высшую законодательную и исполнительную власть в стране, оказался выразителем интересов тех социальных слоев, для которых революция практически закончилась. Лендлорды, чьи владения бы­ли освобождены от бремени так называемого рыцарского держания, кредиторы парламента, разбогатевшие на зай­мах, поставщики парламентских армий, нажившиеся на войне, спекулянты, участвовавшие в грабеже конфиско­ванных у роялистов имуществ, - все они сгруппировались вокруг Долгого парламента в его сопротивлении, исхо­дившем от левеллеров, требованиям политических, юри­дических и церковных реформ.