Секретно

ШТАБ
Казанского Военного
Округа
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
местной военно-цензурной
комиссии
15 января 1917 г.
№ 110.
г. Казань.

РАПОРТ

Из ежедневных отчетов г. г. военных цензоров Округа за минувший декабрь месяц я смог почерпнуть следующее:

К о р р е с п о н д е н ц и я  с  т е а т р а  в о й н ы  в процентном отношении раздедядась так, - на первом плане были письма без упоминания о войне (45%), затем шли письма с жалобами и пожеланиями - скорейшего мира (35%), писем же с патриотическим под'емом оказалось (за последнюю неделю декабря) только 18%.

Как и прежде, встречались письма ярко патриотические, в которых авторы выражали полную свою готовность умереть за царя и Отечество. Замечено также было, что многими авторами отлично сознается важность переживаемого момента, благоприятного более для нас, чем для истощающегося врага. Однако, в общем, такого уныния, как теперь, в корреспонденции с театра войны еще не было. Причиной уныния сами авторы считают тыл. И если в патриотах сказывается боязнь за семью, то в нижних чинах, относящихся к войне безразлично, проскальзывает чувство злобы на тыл, который „с каждым днем становится все паскуднее". Одних „бесит" все возрастающая дороговизна и „неумение" властей обуздать мародеров и распределять правильно имеющиеся в России запасы. Другие же авторы, - „глядя на кризис внутренней политики" - приходят к выводу [96] что „та великая Русь (девственница в образе женщины с диадемой на голове и мечем в руке) бесследно исчезла. Теперь же на месте ее стоит развращенная германизмом девка с ехидным выражением льстивых глаз. В руках у нее тоже есть меч, но он заржавел от крови безвинных жертв, павших за правду, меч этот изогнулся и обтупился".

„2 1/2 года войны - по словам третьего автора - повидимому про-извели свое действие, озлобив всех. Необходимы радикальные меры, чтобы выйти из хозяйственно-экономического тупика. Что же мы видим на деле? Расстерянность и дезорганизацию. Власть мечется из стороны в сторону, но ничего планомерного, Ничего положительного. В результате получается впечатление, что далеко не все обстоит благополучно. Сменяются имена у руля правления, но все остается по-старому, - одна бестолковщина. При таком порядке вещей естественным являются те стихийные вспышки, какие произошли уже во многих местах нашей и без того многострадальной земли. Народ ли виноват в этом? Виновата наша горькая действительность. Народ инстинктивно чувствует неладное и дает выход своему озлоблению в бунте. Если такой порядок продлится далее, то перед нами стоит призрак революции, и мы никогда не увидим себя победителями в этой страшной войне. Ибо там наверху отгораживаются от страны, от народа и вершат какие то темные дела. Нет доверия к власти, нет и веры в себя, а остается лишь место для протеста, который может вылиться в нежелательные формы"...

Простых солдат особенно волнуют доходящие до них сведения, что в тылу „всего нехватка", начиная с людей. Поэтому в декабре месяце были довольно часты „думы о будущем": как и кто будет сеять, не придется ли земле остаться из за безлюдия непаханной. При этом необходимо заметить, что за последнее время значительно чаще встречаются письма „сознательных" и „товарищей", которые свои взгляды выражают весьма смело, а советы дают в весьма определенной форме. Примером таких писем может служить хотя бы такое: „Я слышу у вас все берут на военную службу и конца нет и долго еще будут брать дураков мужиков: почему же не брать когда идут сами. Неужели, Лазарь Степанович, и вы пойдете. Я знаю, что вы пойдете и не смеете слова сказать. А кого вы думаете защищать: Польшу или наших помещиков. Они ведь все останутся живы, а вас всех дураков прибьют, да с голоду поморят, а после войны под свое право возьмут. Не слушайте проповедей долгогривых [97] священников, что миряне должны защищать Россию. Вот какое у нас правительство, оно село нам на шею и ездит.,... Правда сгорела, правосудие убежало, закон, у сенатора на пуговицах".

В другом письме тоже самое сказано еще сильнее: автор после рассуждений о продолжающихся мобилизациях и реквизициях пишет: „а газеты пишут - воевать до полной победы. Ах, Господи, сколько неправды в нашей правящей буржуазии из собственной своей недальновидности, настроения и неприлежности. Теперь приходится брать то, чего не клали, а там, где не клали, брать будут как свое. Вот поэтому вся тяжесть войны ложится на крестьянина, которому они никогда не способствовали в его жизни. Представьте, какое наше положение: мы два брата остались от отца малыми и кормились за собственный счет; приходилось и голодать, потому что были малы и не могли кормиться своим трудом. Тогда нас правительство не видело. А как только выросли, то нас обоих убрали и, мало того, и наше нажитое не потом, а кровью обмытое, тоже, трудовое и то все возьмут и оставят нас на произвол судьбы. Поэтому как можно берегите все и без бою не давайтесь в руки, гоните в шею всех фараонов и пиратов, которые будут брать что-нибудь у вас".....

Впрочем, на темном фоне унылой корреспонденции из окопов встречаются и светлые пятна. Эти пятна - радость, что враг исто-щается и с каждым днем становится хилее. Даже немцы теперь стали слабы настолько, что наши солдаты „только и ждут, когда их двинут вперед для решительного нанесения врагу удара, после которого не мог бы он снова итти на нас. И не далеко то время, когда всякие хитрости превратятся на „помилуйте", а коварство на „дайте пощады". Раньше на один наш снаряд выпускали несколько, а теперь на наши несколько свой один. Теперь они не прут на нас, а сидят прижавшись и молчат, либо перебегают к нам в окопы, жалуясь на холод и голод". Другой автор пришел к тому же заключению уже на основании других фактов. По его мнению „Германия и ее союзники, действительно, накануне развала. Она предложила нам вести мирные переговоры, наш же союз категорически отклонил вести какие либо переговоры".

Весть о мирных предложениях Германии дошла до позиции двумя путями: через газеты и получение официальных телеграмм на имя штабов отдельных частей наших войск. Отношение к этим предложениям вылилось в форме радости, но радовались на позициях двояко. Так, в одном письме говорится: „пришла срочная официальная [98] телеграмма из штаба армии о том, что нейтральные державы, чтобы склонить воюющих к миру, предложили папе римскому ноту по поводу заключения мира. Получив это известие, мы сначала сами себе не верили, а потом, убедившись, что это действительно верно, готовы были кричать ура. Лица у всех нас сияли от радости, а у некоторых даже навернулись слезы на глазах".... А вот письмо где радость другого сорта. Автор пишет: „Неужели еще не пора кончить эти страдания людей. Мы все радуемся и ждем, что будет им от этих разговоров. Ох, пора бы обдуматься..... Читал я газеты, пишут, чтобы воевали до полной победы. Ох эти патриоты, которые кричат у себя на печке дома о полной победе., А вот попробовали бы здесь посидеть, не то бы запели"..... По мнению таких авторов потому еще нужно заключить мир, „что все равно мы немца не победим."

Однако, „большинство пишут о мире" (по выражению нескольких цензоров) мира хотят, каким бы он ни был для нас позорным.....

Как и в прошлогоднее затишье, замечались еще письма, где авторы описывают свои хождения в гости к немцам и их ответные визиты". Оборванные, голодные вражеские солдады просят есть, рассказывают нашим, как плохо теперь питаться в австро-германских армиях (об этом, судя по письмам, подтверждают и бежавшие из плена наши нижние чины). Но не только за хлебом идет неприятель в наши окопы, его „визиты" зачастую имеют цель агитировать мир. „Нам нужно миру, - говорят гости, - а то три года, как война - всем надоело это". Некоторые же немцы дают и советы, как нужно поступать, чтобы мир был возможно скорее заключен: для этото не следует стрелять и ходить в наступление. И попутно с этим следует упомянуть о письмах, где пишут: „теперь происходят в войсковых частях сильные бунты и забастовки и так, быть может, этим остановят войну". Или: „Наш полк получил Георгиевское знамя. Командир корпуса генерал сказал: Надо его облить кровью. Ему сейчас же наши солдаты пришпилили сзади на автомобиль записку: „кончайте войну до нового года, если не кончите, то мы идем войну вести еще с Петроградом"......

Встречаются еще описания самых бунтов, говорится о дикой расправе с командирами. Мотивы такой жестокости те же - „довольно воевать". Пишущие обо всем этом либо одобряют бунтовщиков, либо осуждают и скорбят, что не стало порядка, что „теперь все солдаты сами всем распоряжаются, а некоторые офицеры согласны [99] с солдатами. Беда кум, - заканчивает свое письмо автор - скоро друг друга начнут бить".......

В  и н о р о д ч е с к о й  к о р р е с п о н д е н ц и и  с  т е а т р а  в о й н ы  в декабре наблюдалось, что о войне наши инородцы по прежнему пишут очень мало.

В письмах татар встречались, изредка, строки, полные патриотизма. По этим письмам видно, что среди татар - нижних чинов есть люди, желающие победы над немцами. Но, как донес мне один цензор, татарская интеллегенция от своего простого народа обособилась и совсем уже теперь не рвется в бой и не стремится к победе. Для нее мир сейчас - цель.

В письмах простых солдат из татар встречались жалобы и на холод, и на голод, замечалось даже возмущение, говорилось, - „думали, что скоро настанет светопредставление: народу умерло и ранено конца краю нет". В письмах же интеллигентных мусульман замечались другие мотивы и совсем другое настроение. „Сейчас, пишет один из таких авторов, скинул стоптанные сапоги, истрепанную шинель, сплюснутую фуражку, слава Богу теперь я похож на человека. Не дай Бог, вам попасть сюда. Поскорей бы конец всему, - вернуться бы в отечество и служить Исламу. Правда, мне мало дела - читаю книги и газеты и только по пятницам для виду собираю мусульман на моление и поучение"1).. Говорится еще в подобных письмах, что там, где много мусульман, - „всем хочется слушать родное чтение", но - „как это унизительно: мы, взятые от 25 миллионного народа, не имеем для чтения родной газеты и журналов".

Переходя  к  к о р р е с п о н д е н ц и и  н е  с  т е а т р а  в о й н ы,  прежде всего надо сказать о письмах из тыловых воинских частей. В этих письмах, по словам одного из цензоров округа, - „как яркое проявление патриотизма, так и сознание важности переживаемого момента отсутствуют. Большая часть сообщений в письмах на родину сводится к описанию строевого обучения, питания и обмундирования, а также скорби по оставленным домашним очагам и семействам, заботам о них и надежде на скорое возвращение на родину".....

Необходимо упомянуть, что в этого рода корренспонденции встречаются весьма часто жалобы на плохую пищу и обувь. [100]

Когда же были получены оффициальные сведения о предложениях неприятелем мира, и об ответе на них правительств союзных с,нами держав, то один неизвестный автор из тыловой части выразился так: „И чорт их знает, мира не хотят заключить. А о том не хотят подумать, сколько народа страдает от бесполезной войны. Что же они отняли у некоторых все и думают, что удовлетворили всех кашей и щами, да кроме того, забросили самолюбие каждого и лишили возможности сказать свое я. Да что же я за гражданин России, когда не могу самостоятельно за свою шкуру слова сказать. Ну ничего, скоро придет день расплаты и они будут знать, раз взяли роль ответственную, то умей ею руководить и не забывай про тех сограждан, которые лишились всего, благодаря ихнему капризу".

Несмотря на праздники, во внутренней корреспонденции, помимо поздравительных, прошло много писем, где довольно подробно обсуждались вопросы, тесно связанные с войной. „Мир был уж так близок, говорилось в одном из них, и опять ничего. По-видимому, война опять затягивается. Я устала ждать и надеяться. Мне кажется, что прежде чем наступит мир, будет что то другое, страшное, а именно надвигающийся голод. Я видела сегодня как в булочной расхватывали хлеб. Они готовы были заплатить, сколько угодно, лишь бы получить маленькую булочку. В конце концов будут платить бешенные деньги за кусочек хлеба, но выживут только сильные, бедняки же погибнут. Это ужасно - ведь бедняков такая масса. Да жить страшно. Каждый занят только собой, своей наживой". „Спрашивается, возможен ли в хорошей семье разгул и пьянство в то время, когда самый дорогой член ея лежит больным, переживая кризис...... А ведь наша родина переживает сейчас великий кризис. Мы голодуем. Но не потому, что в наших житницах нет хлеба, а потому, что проклятый зарвавшийся буржуазный мир хочет грабить и обогащаться". „Читая ежедневные газеты, удивляешься, какая совершается разруха у нас в России. Эти речи депутатов Думы просто разрывают душу и ни сколько не искренни речи представителей верхов. Иногда даже думаешь: Право издеваются там над нами. Каждый месяц торжество темных сил и лишь добавление ко все прогрессирующей разрухе"....... Наконец один автор писал, что он такого мнения, что лучше бы согласиться на предложение немцев о мире и начать переговоры, потому что немцы так укреплены, что сдвинуть их нет никакой возможности. А так как у них больше тяжелых орудий, бомбометов, предметов и прочих смертоносных приспособлений, то достигнуть полной победы невозможно [101] и потому лучше бы приступить к переговорам и добиться мира для всех почетного и не гибнуть миллионам людей. А Дума то наша да прочие союзные правительства, как они воспротивились. Хорошо им в удобных креслах и за болтовню получать громадные деньги, так что и дороговизна для них нипочем и могут они желать войны до полной победы".....

По прежнему  м е с т н а я  р у с с к а я  п р е с с а  по поводу войны высказывала единодушное мнение: - она должна быть доведенной до победы и только тогда возможно будет говорить о мире. Поэтому выступление Германии и Соединенных Штатов с нотами о мире получили дружный отпор прессы, которая с восхищением приветствовала слова Государя Императора, соизволившего категорически указать на условия, при которых возможен прочный мир, а также солидарность нашего правительства со всеми союзниками. Она высказала большую радость, когда союзники подтвердили, что будущий мир возможен лишь после того, как русский стяг будет развертываться над Дарданеллами, а турецкий Константинополь станет русским Царьградом. Все эти взгляды на будущее газеты развивали постоянно, настойчиво и, зачастую, в ярких статьях.

Очередных же обзоров текущих событий на фронтах на страницах газет бывало сравнительно мало. О румынских событиях они упоминали, как бы всколзь, и весьма радостно прозвучали статьи о нашем последнем наступлении под Ригой. По этому поводу газеты на слова не поскупились; они старались схватить всякую деталь и мелочь и рисовали величественную картину доблести войск генерала Рузского; они подчеркнули трудность выполнения задания и значительность результатов короткого удара, подобных которому „давно уже не было".

Гораздо более внимания пресса уделяла делам внутренней политики, при чем по прежнему, ее страницы были наполнены резкой критикой правительства. От этой критики воздерживались только крайне правые газеты, впрочем тоже подчеркивавшие „создавшуюся разруху".

Прогрессивные газеты много писали о том, что теперь снова стала крепнуть реакция, представителем которой является новый премьер-министр, князь Голицин, благодушно признавшийся председателю Государственной Думы М. В. Родзянко, что он не знает „будут ли еще какие перемены в его кабинете"..... И так происходит потому, что, „торжествует не народ, а союз русского народа и его чайные". [102]

Благодаря творимому кем то распаду власти, - писал Самарский „Волжский День" - перед нами точно в каком то гигантском калейдоскопе проходят представители власти, сменяя один другого. Нет министерства, нет органа власти, которого бы не коснулись эти перемены, странные, непонятные. Люди приходили один на место другого с кинематографической быстротой. Иногда мы не успевали забыть программу одного, как перед нами уже развертывалась программа другого, где выразительно говорилось, и о желании работать вместе с общественностью и даже..... страшно сказать - о грядущих реформах. Но..... министры уходили, программы забывались, а реформы оставались нетронутыми на том же месте, uде их забыл девятьсот пятый год"..... А виною этому „темные
силы". Должно отметить, что в таком тоне можно было найти статьи в газетах, начиная с октябристского „Голоса Самары" до социалистической „Степи" (в гор. Троицке) включительно.

Подлинный подписал полковник  П р о г н а е в с к и й.

[1]Письмо муллы. Как правило, муллы наравне с татарской буржуазией поддерживали царизм и гнали трудящихся татар в наступление. Отношение к войне различных классов татарской национальности подробно выяснено во вводной к разделу татарских писем.

Текст вспроизведен по изданию: Царская армия в период мировой войны и февральской революции: (материалы к изучению истории империалистической и гражданской войны). - Казань, 1932. С. 96 - 103.