Господину истинно святому блаженнейшему папе Августину Иероним желает о Господе здравия.

Часто шлешь ты ко мне письма и посто­янно побуждаешь отвечать на известное твое письмо, экземпляры которого, без твоей подпи­си, доставлены мне, как я уже писал тебе, бра­том Сисинием диаконом. Ты говоришь, что по­сылал его через брата Профутура, а потом через кого-то другого; но Профутур был возвращен с дороги, поставлен епископом и скоро затем скончался; а тот, о чьем имени ты умалчиваешь, испугался опасностей моря и отложил намере­ние плавать. Если это было так, то я не могу довольно надивиться, каким образом то самое письмо имеется, говорят, у многих и в Риме, и в Италии, а не дошло только до меня, кото­рому оно как раз послано, - особенно когда брат наш Сисиний говорил, что нашел это пись­мо почти за пять лет до этого между другими твоими трактатами не в Африке, не у тебя, а на одном из Адриатических островов.

От дружбы должна быть устранена всякая подозрительность, и говорить с дру­гом должно так, как бы с другим собой. Неко­торые близкие мне люди и сосуды Христовы, которыми преизобилуют Иерусалим и святые места, внушали мне, что ты сделал это неспроста, но, добиваясь похвалы, молвы и славешки у людей, сделал, чтобы на наш счет возвысить­ся, чтобы многие пришли к мысли, будто ты вызываешь нас на спор, а мы боимся принять его, что ты [308] пишешь как ученый, а я молчу как невежда и что наконец-то открыли человека, который заставил меня молчать и ограничил мое пустословие. А я, признаюсь твоей чес­ти, сперва не хотел отвечать, потому что не вполне верил, что письмо было твоим, что ты, как говорится в народной поговорке о неко­торых, намазал медом меч. Затем я опасал­ся показаться дерзко отвечающим епископу, с которым нахожусь в общении, и порицать что-либо в письме порицающего - особенно когда находил в нем нечто еретическим.

Наконец, разве ты не вправе был бы жаловаться и сказать мне: «Из-за чего это? Раз­ве ты видел мое письмо и узнал в подписи почерк знакомой тебе руки, что так бесцеремонно оскорбляешь друга и за чужое бездельничес­тво ругаешь меня?» Итак, как писал я и пре­жде, или пришли то письмо, подписав его собст­венноручно, или перестань обижать старика, скрывающегося в келии. Если же хочешь или упражнять, или выказать свою ученность - ищи молодых и красноречивых и знаменитых, которых, говорят, очень много в Риме; они бу­дут и в силах, и отважатся вступить с тобой в состязание, и разделят с епископом труды в разъяснении Писаний. А мне, когда-то во­ину, теперь инвалиду, должно только хвалить победы твои и других, а не самому с измож­денным телом вступить снова в борьбу; и что­бы ты не вынуждал меня часто отвечать на твои письма, напомню тебе известную исто­рию о К. Максиме, низложившем своим терпением юношески тщеславного Ганнибала. [309]

Все уносит время и самую душу...
Помню я долгие детские дни,
проводимые
В песнях. Много стихов
позабыл я теперь.
И самый голос потерян Мерисом.

Вергилий

Но скажу тебе лучше от Писаний: из­вестный Верзеллий галаадитянин, предостав­ляя юноше сыну царские благодеяния Дави­да и все удовольствия, показал тем самим, что старость не должна ни искать этого, ни при­нимать, если предложено (см.: 2 Цар. 19, 31-39).

Что же касается твоей клятвы, что ты не писал против меня книги и не посылал в Рим по тому самому, что не писал. Если же в твоих сочинениях и может что-либо найтись такое, что не согласно с моим образом мыслей, то этим ты не оскорблял меня, а писал так, как каза­лось тебе справедливым, прошу тебя терпеливо выслушать меня. Пусть ты не писал книги; ка­ким же образом сочинения, писанные другими, представлены мне как писанные тобой в мою укоризну? Зачем появилось в Италии то, чего ты не писал? По какому побуждению требуешь, чтобы я отвечал на письмо, а отказываешься, что писал его? Я не так туп, чтобы считать себя оскорбленным тобой, если ты думаешь иначе, чем я. Но если только что сказанное мной порицаешь, если требуешь отчета в сочинениях и, что написал я, побуждаешь исправить, вызыва­ешь на παλινωδιαν[1] и глаза мне вставляешь, - [310] этим оскорбляется дружба, этим нарушают­ся права сердечной привязанности. Не пока­жем перед другими, что мы спорим по-ребячески, и не дадим предмета для обоюдного спора как доброжелателям нашим, так и поносите­лям; пишу это тебе потому, что хочу любить тебя от чистого сердца и по-христиански и не хочу держать на душе своей того, чего не быва­ет на устах. Не к лицу мне, от юности до насто­ящего возраста трудящемуся в поте лица вместе со святыми братьями в монастыре, дерзко пи­сать что-либо против епископа, с которым я со­стою в общении, и притом того епископа, которого я стал любить прежде, чем узнал, который первый предложил мне дружбу, кто порадовал меня, вступая вслед за мной на изучение Божес­твенных Писаний. Итак, или скажи, что книга не твоя, если она действительно не твоя, и пе­рестань требовать ответа на то, чего ты не пи­сал; или, если книга твоя, сознайся откровенно: в таком случае, если я напишу что-либо в свою защиту, будешь виноват ты, который вызвал, а не я, который вынужден был отвечать.

Ты присовокупляешь, кроме того, что если в твоих сочинениях мне что-либо броси­лось в глаза и я захотел бы это исправить, то примешь по-братски и не только посмотришь на это как на доказательство моего благоволения к тебе, но и будешь умолять, чтобы я непре­менно это сделал. Скажу еще раз, что думаю: вызываешь ты на бой старика, заставляешь говорить молчащего, высказываешь тщеславие ученостью. Не в мои лета выставлять себя зложелателем тому, кому я более всего должен быть доброжелательным. Если и в Евангелиях, [311] и в пророках люди с превратным умом находят такое, что стараются порицать, неужели уди­вился бы ты, если бы в твоих книгах, а осо­бенно в истолковании Писаний, оказалось бы что-либо или весьма темным, или уклоняю­щимся от истины? Говорю это не потому, чтобы я действительно думал, что в твоих сочинени­ях есть нечто, достойное порицания; я никогда и не трудился читать их, да и экземпляров их у нас не так много, исключая книг твоих «Самособеседований» и некоторых толкований на псалмы, толкований, которые, если бы я захо­тел разобрать их, могли бы оказаться несоглас­ными - не говорю со мной, который - ничто, но с толкованиями древних греков. Прощай, мой дорогой друг. По летам - сын, по сану - отец; и позаботься, прошу тебя, вот о чем: ког­да будешь мне писать что-нибудь, делай так, чтобы оно прежде всего доходило до меня.


[1] Буквально - повторительная песнь; в переносном смысле отречение от прежде сказанного.


<< Назад | Содержание | Вперед >>