Добрый человек из доброго сокрови­ща выносит доброе (Мф. 12, 35) и: дерево позна­ется по плоду своему (Лк. 6, 44). Ты измеряешь меня своими добродетелями и, великий, превозносишь малых; занимаешь последнее место за столом, чтобы возвыситься во мнении хо­зяина. Ибо что или как мало имею я, чтобы удостоиться похвального слова от ученого голоса, чтобы я, ничтожный и незначительный, [190] получил похвалу из тех уст, которые защища­ли благочестивейшего императора. Не уважай меня, любезнейший брат, по числу лет, не счи­тай седину мудростью, но мудрость сединой, по свидетельству Соломона: седина человека мудрость его. Моисей получает повеление избрать семьдесят старейшин (см.: Числ. 11, 16); он сам знал, что они должны быть старцы, но они должны быть избраны не по возрасту, а по мудрости. И Даниил, будучи еще юношей, су­дит престарелых, и молодой человек осуждает бесстыдных стариков. Не измеряй, повторяю, веры летами и не предпочитай меня за то, что я прежде начал воинствовать в рати Христовой. Апостол Павел, сосуд избранный, обративший­ся из гонителей, последний по времени, стал первым по доблестям; хотя после всех, но боль­ше всех потрудился. Иуда, который некогда слышал: Ты же, человене равнодушие, владыко мой и знаемый мой, иже купно наслаждался еси со мною брашен, в дому Божии ходихом единомышлением (Пс. 54, 14-15), - обличается словом Спасителя, как предатель Друга и Учителя.

И затягивает узел поносной смерти
на высоком дереве.

Энеида, 12

Напротив, разбойник меняет крест на рай и казнь за человекоубийство делает мученичеством. Сколько и теперь людей, которые долго ис­полняют свои обязанности, а между тем не бо­лее как крашеные гробы, наполненные костями мертвых? Непродолжительный жар лучше про­должительной теплоты. [191]

Наконец и ты, вняв слову Спасите­ля: Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и бу­дешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21), слова обраща­ешь в дела и, за обнаженным Христом сле­дуя обнаженным, удобнее и легче восходишь на лествицу Иакова. Ты равнодушно снимаешь тунику и надеваешь почетное рубище; не с на­битым кошельком, а чистосердечно и искрен­но хвалишься, что ты нищ и духом, и делами. Пет ничего великого с печальным и бледным лицом принимать на себя вид постящегося или выставлять напоказ свой пост и, получая боль­шие доходы с имений, носить дешевое платье.

Фивянин Кратес, прежде человек очень богатый, прибывший в Афины для занятия фи­лософией, оставил большую часть своих богатств, полагая, что нельзя вместе быть богатым и добродетельным. Мы следуем за неимущим Христом с сокрытой ношей богатства и под предлогом милостыни заботимся о прежних стяжаниях; каким же образом мы можем быть верными раздаятелями чужого, когда боязливо бережем свое? Сытому желудку легко рассуждать о постах. Достойно похвалы не то, что был в Иерусалиме, а то, что хорошо жил в Иеруса­лиме. Не к тому городу нужно стремиться и не тот похвалять, который убил пророков и про­лил кровь Христа, а тот, который веселят речная устремления (Пс. 45, 5), который, стоя на вер­ху горы, не может укрыться, который апостол называет матерью святых и в котором утешает себя надеждой иметь общение с праведными. [192]

Говоря это, я не обличаю себя в непо­стоянстве и не осуждаю того, что сам делаю, чтобы могло казаться, будто я, по примеру Авраама, оставляю свой дом и отечество; я не де­рзаю только ограничивать тесными пределами всемогущества Божия и заключать в небольшом месте земли Того, Кого не объемлют небеса. Все верующие получают возмездие не по разли­чию мест, а по мере веры, и истинные поклон­ники поклоняются Отцу не в Иерусалиме и не на горе Гаризим. Бог есть Дух, и поклонникам Его должно покланяться Ему духом и истиной; а Дух дышит, где хочет (Ин. 3, 8); Господня зем­ля, и исполнение ея (Пс. 23, 1). После того как по осушении руна Иудеи весь мир был окроп­лен небесной росой и многие, придя от Востока и Запада, возлегли на лоне Авраама, перестал быть ведом Бог только в Иудее, и в Израиле великое имя Его, но во всю землю изыде ве­щание апостолов и в концы вселенной глаголы их (см.: Пс. 75, 2 и 18, 5). Спаситель, будучи в хра­ме, обращаясь ко ученикам Своим, сказал: Встаньте, пойдем отсюда (Ин. 14, 31), и к иуде­ям: Оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38). Если прейдут небо и земля, то прейдет, без сом­нения, и все земное. Поэтому места крестной смерти и воскресения доставляют пользу толь­ко тем, кто несет свой крест и ежедневно воскресает со Христом, тем, кто представляет себя достойным такого жилища. Те, которые гово­рят: «Храм Божий, храм Божий» (см.: Иер. 7, 4), пусть услышат от апостола: «Вы - церковь Бога живаго (см.: 2 Кор. 6, 16), и Дух Святый жи­вет в вас». Небесная храмина равно видна и из Иерусалима, и из Британии, ибо Царствие [193] Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21). Антоний и весь сонм монахов Египта, Месопотамии, Пон­та, Каппадокии и Армении не видали Иеруса­лима, и без этого города им отверзлись райские врата. Блаженный Иларион был из Палестины и жил в Палестине, но только один день был в Иерусалиме, чтобы и не показать пренебре­жения к святым местам, по их близости, но вместе с тем чтобы и не показать, что он ог­раничивает Господа только этим местом. Со времен Адриана и до правления Константина почти в продолжение 180 лет на месте воскресения стояло построенное язычниками капи­ще Юпитера, а на горе распятия - мраморная статуя Венеры, так как гонители думали уничтожить в нас веру в воскресение и крест­ную смерть посредством осквернения идолами святых мест. И даже наш Вифлеем - священ­нейшее место в мире, о котором псалмопевец поет: Истина от земли возсия (Пс. 84, 12), - этот Вифлеем омрачала роща thamuz, то есть Адониса, и в пещере, где плакал маленький Иисус, бесновался любовник Венеры.

Зачем, скажешь ты, эти повторения в таком длинном вступлении? Затем, чтобы ты не считал каким-нибудь ущербом для своей веры, если ты не видал Иерусалима, и не предпочи­тал меня за то, что я живу в этом месте; здесь ли или в другом месте - ты примешь одинако­вую мзду за дела твои от Господа нашего. Ис­кренно сознаваясь в своих мнениях, обращая внимание на твое намерение и одушевление, с каким ты отрекся от мира, я действительно думаю о различии мест - как ты, оставив го­рода с их шумом, живешь в маленьком селе­нии, [194] ищешь Христа в пустыне, один молишься на горе с Иисусом и столько наслаждаешь­ся близостью святых мест, то есть что удален от города и не опускаешь обета монашеско­го. Я говорю это не о епископах, не о пресвитерах, не о клириках, у которых иное служе­ние, а о монахе, и монахе некогда знаменитом в мире, который цену своих имений положил к ногам апостолов, научая, что нужно пренеб­регать деньгами и, живя скромно и уединен­но, всегда презирать то, что презрели однажды. Если бы места воскресения и крестной смер­ти находились не в знаменитейшем городе, где есть дворец, казармы, публичные женщины, ко­медианты, шуты и все, что обыкновенно бывает в других городах, или если бы этот город посещали только толпы монахов, то действительно можно бы желать, чтобы такой город был жилищем всех монахов. А теперь было бы очень глупо оставлять родину, покидать города, считаться монахом и среди большого многолюдства жить совершенно так же, как бы жил на родине. Сюда стекаются со всего света. Город наполнен людьми всякого рода, и бывает такое стеснение обоего пола, что чего в другом месте отчасти избегал, здесь все вынужден терпеть.

Итак, если ты по-братски спрашиваешь меня, по какому пути ты должен идти, то я буду говорить с тобой искренне. Если ты хочешь испол­нять должность пресвитера, если тебя прельщает служение или, может быть, почесть епископства, то живи в городах и местечках и спасение дру­гих делай стяжанием для своей души. А если хочешь быть тем, чем называешься - монахом, то есть одиноким, то что тебе делать в городах, [195] где, конечно, живут не одинокие, а многие вместе? Каждое звание имеет своих представи­телей. Римские полководцы должны подражать Камиллам, Фабрициям, Регулам, Сципионам; философы могут ставить себе в образец Пифагора, Сократа, Платона, Аристотеля; поэты могут подражать Гомеру, Вергилию, Менанд­ру, Теренцию; историки - Фукидиду, Саллюстию, Геродоту, Ливию; ораторы - Лизию, Гракхам, Демосфену, Цицерону. И если обра­тимся к своему званию, епископы и пресвитеры должны следовать примеру апостолов и мужей апостольских и, будучи обличены их саном, должны стремиться и к достижению их награ­ды. А мы в своем обете должны иметь своими образцами Павлов и Антониев, Юлианов, Иларионов, Мариев. И если я возвращусь к авторитету Писания - наш представитель Илия, наш Елисей, руководители наши сыны пророческие, жившие в полях и пустынях и строившие себе кущи при струях Иордана. К ним же принадле­жат и те сыны Рехава, которые не пили вина и сикера, жили в кущах, которые восхваляют­ся Господом через Иеремию (Иер. гл. 35) и кото­рым дается обетование, что от семени их не ос­кудеет муж, стоящий перед Господом. Думаю, что к ним относится и надписание семидесято­го псалма: Сынов Ионадавовых и первых пленшихся. Это тот самый Ионадав, который, по свидетельству Книги Царств, сел с Ииуем в колесницу (см.: 4 Цар. 10, 15), и его дети, о которых говорится, что, живя всегда в кущах и принужденные наконец по причине нападения халдейского войска возвратиться в Иерусалим, они первые были взяты в плен и после свободы [196] в пустыне в городе получили заключение, как в темнице.

Поэтому, так как ты связан узами свя­той сестры твоей (Терасии - жены) и идешь не совершенно свободной поступью, то я про­шу тебя, избегай многолюдных собраний, развлечений, посещений и пиршеств, как некоторого рода обольстительных цепей. Принимай простую пищу, овощи и зелень, и притом вече­ром; по временам за высшее наслаждение поз­воляй себе несколько рыбы. Кто вожделевает Христа и питается хлебом, тот не заботится много о слишком дорогих кушаньях для своего желудка. Пройдя через горло, никакая пища не производит ощущения точно так же, как хлеб и вода. У тебя есть книги против Иовиниана, где подробнее рассуждается о презрении удовольствий чрева и вкуса. В руке твоей пусть по­стоянно будет священная книга. Чаще молись и, склонившись телом, возноси ум ко Господу. Больше бодрствуй и спи чаще с пустым желудком. Приятных слухов, маленькой славы о се­бе, льстивых ласкателей избегай, как врагов. Своей рукой раздавай пособия бедным и братьям. Редко можно доверять людям. Не веришь, что я говорю правду? Вспомни о ковчежцах Иуды... Не носи скромной одежды с надмен­ным духом. Удаляйся от сообщества со свет­скими людьми, особенно со знатными. Какая надобность тебе часто видеть то, по презре­нию к чему ты стал монахом? В особенности сестра твоя пусть уклоняется от сообщества с матронами, чтобы, запачкавшись среди шелко­вых платьев и драгоценных камней, или не жа­леть о них, или не удивляться им, потому что [197] от одного возникает раскаяние в обете, от другого тщеславие. Остерегайся, чтобы, быв неког­да верным истинным раздаятелем своего, как-нибудь не взять для раздаяния чужих денег. Ты понимаешь, о чем я говорю, ибо Господь дал тебе разумение во всем. Имей простоту голубя, чтобы не злоумышлять против кого-нибудь, и мудрость змеи, чтобы самому не пасть под ко­вами других. Небольшая разница в пороке - обмануть ли или быть обманутым христианину. Если заметишь, что кто-нибудь, помимо ми­лостыни, которая для всех доступна, постоян­но или часто говорит тебе о деньгах, то считай такого человека более приказчиком, чем мона­хом. Кроме пищи и одежды и насущных потребностей никому не давай ничего, чтобы хлеба детей не ели собаки.

Храм Христа есть душа верующего; ее украшай, ее одевай, ей приноси дары, в ней воспринимай Христа. Какая польза, если стены наши блестят драгоценными камнями, а Хрис­тос терпит крайнюю нужду? Здесь все, что ты имеешь, - не твое, а только вверено тебе для раздаяния. Помни об Анании и Сапфире. Они боязливо сберегали свое, а ты смотри, чтобы не расточать неразумно собственности Христа, то есть чтобы при нестрогой разборчивости достояние бедных не раздавать не бедным и, по словам благоразумнейшего мужа (Цицерона), благотворительность не потеряла бы значения от щедрости.

Несмотря на богатые ожерелья
и пустые имена Катонов.

Персей [198]

Я, говорит, узнал тебя
в существе твоем и под кожею.

Лукан

Великое дело - не казаться, а быть хрис­тианином; и я не знаю, почему миру более при­ятны те, кто противен Христу. Все это я выска­зал не так, как по пословице - свинья учит Минерву, но как друг давал советы другу, вы­ступающему в море, желая передать тебе более свою способность, чем свое расположение, что­бы ты шел твердой поступью там, где я падал.

С удовольствием прочитал я присланную тобой умную и изящно составленную книгу твою в защиту императора Феодосия; и особенно мне понравилось в ней разделение. Превос­ходя других в первых частях, в последних ты превосходишь себя самого. И самая речь вы­пукла и прозрачна и, блистая цицероновской чистотой, богата мыслями, тогда как слаба та речь (как говорит кто-то), в которой мож­но похвалить только слова. Кроме того, видна строгая последовательность и одно вытекает из другого. Каждое положение составляет или за­ключение предыдущего, или начало последую­щего. Счастлив Феодосий, что его защищает такой оратор Христа. Ты покрыл славой порфиру его и освятил пользу законов для веков гряду­щих. Доблестный муж! При таких первых опы­тах каким искусным ты будешь воином! О, если бы мне можно было с таким умом переходить не Аонийские горы и вершины Геликона, как воспевают поэты, а через высоты Сиона, Фавора и Синая! Если бы мне удалось научить тому, [199] чему я научился, и как бы руками передавать тайны Писания, тогда у нас явилось бы нечто такое, чего не имела ученая Греция.

Послушай же, мой сослужитель, друг, брат, послушай немного, какому пути ты дол­жен следовать в толковании Священного Писания. Все, что мы читаем в Божественных книгах, хотя ясно светит и сияет уже и в своей оболочке, но гораздо сладостнее в своей сердцевине. «Кто хочет съесть орех, тот должен разбить скорлупу» (Платон). Открый, говорит Давид, очи мои, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс. 118, 18). Если столь великий пророк созна­ется во тьме неведения, то какая ночь незна­ния должна покрывать нас, ничтожных, поч­ти младенцев сосущих! А это покрывало лежит не только на лице Моисея, но и на евангелис­тах и на апостолах. Спаситель говорил народам в притчах и, свидетельствуя о таинственности того, что говорил, присовокуплял: Кто име­ет уши слышать, да слышит! (Лк. 8, 8). Если все написанное не будет открыто тем, который имеет ключ Давида, который отверзает и ник­то не запирает, запирает и никто не отверза­ет, - то оно не откроется, кто бы другой ни открывал. Если бы ты имел в виду это начало, то, хотя бы даже и слабая рука водила твоим пером, мы не имели бы ничего красноречивее твоих сочинений, ничего ученее, ничего приятнее, ничего лучше в отношении к языку.

Тертуллиан богат мыслями, но тяже­ло выражается. Св. Киприан, как самый чис­тый поток, льется приятно и ровно и, всецело посвящая себя увещанию к добродетелям, занятый [200] бедствиями гонений, нисколько не рассуждал о Божественных Писаниях. Викторин, увенчанный славным мученичеством, не может выражать то, что разумеет. Лактанций в некотором роде льется цицероновским красноречием, и если бы он умел так же подкреплять наше, как разрушал чужое! Лрнобий неро­вен, излишне распространяется и, не делая разделений в своих сочинениях, спутывает­ся. Св. Иларий парит галликанским стилем и, украшаясь цветами Греции, иногда затемняет­ся длинными периодами и неудобен для чтения более простым братьям. Умалчиваю о других как умерших, так и еще живущих, о которых после нас другие будут судить в том и другом отношении.

Обращусь к тебе самому - сосвященнику, искреннему моему и другу, другу, гово­рю, моему, прежде чем я узнал тебя, - и буду просить, чтобы ты не подозревал меня в натя­нутой лести, лучше уж думая, что я заблуж­даюсь по ошибке или по любви, чем что лес­тью обманываю друга. Ты имеешь великий ум и бесконечный снаряд красноречия; говоришь легко и чисто и с легкостью и чистотой соединяешь мудрость; а когда здорова голова, то и все члены здоровы. Если бы к этой мудрости и красноречию присоединилось и изучение и разумение Писаний, то скоро я увидел бы тебя во главе наших писателей восходящим с Иоавом на кровлю Сиона (см.: 1 Пар. 11, 6) проповедовать на кровлях то, что сведал ты на ложе. Препояшься, прошу тебя, препояшься! «Жизнь ничего не дала смертным без великого труда» (Гораций). Пусть и Церковь так же [201] признает тебя благородным, как прежде се­нат. Приобретай богатство, чтобы ежедневно раздавать его, - и никогда не оскудеет оно, пока бодры силы, пока голова не пестрится сединами, пока «не наступят болезни, угрю­мая старость» и пока не похитит все «жесто­кость беспощадной смерти». Я не удовлетво­ряюсь ничем посредственным в тебе, а хочу, чтобы все было превосходно, все было совер­шенно. С какой любовью я принял пресвите­ра Вигилянция - узнаешь об этом лучше от него самого, чем из моего письма. Зачем он так скоро отправился от нас и оставил нас, - я не могу сказать, чтобы не оскорбить кого-нибудь. Впрочем, хотя он посетил нас как бы мимоходом и спешил, но я несколько задержал его и оказал ему дружеское гостеприимство, чтобы ты узнал через него, чего можно желать от нас. Приветствую через тебя твою сослужительницу, подвизающуюся с тобой о Господе.


<< Назад | Содержание | Вперед >>