В январе 1865 года в парижскую организацию Международного товарищества рабочих вступил 26-летний рабочий-переплетчик Луи-Эжен Варлен. Вскоре он стал одним из наиболее активных организаторов и руководителей секций I Интернационала в Париже. Он создавал профессиональные союзы, руководил стачками рабочих, участвовал в работе конгрессов и конференций Интернационала. На Лондонской конференции он познакомился с К. Марксом. Деятельность Варлена не осталась незамеченной. В мае 1868 году французские власти арестовали его и предали суду. Перед судом капиталистов этот вождь рабочих произнес пламенную обличительную речь. В годы революции 1871 года Варлен был избран в Совет Парижской Коммуны. 28 мая он был схвачен и зверски убит версальцами.

Хотя пред законом, господа, вы - судьи, а мы - обвиняемые, но на самом деле мы с вами представляем две борющиеся партии: вы отстаиваете во что бы то ни стало настоящий порядок, защищаете то, что есть; мы хотим изменить этот порядок, мы, представители социалистической партии. Рассмотрим же добросовестно, хорош ли теперешний порядок и виноваты ли мы, что хотим изменить его? Несмотря на объявление прав человека, на минутное торжество народа, и теперь еще несколько человек могут, когда захотят, заставить литься целыми потоками в братоубийственной войне народную кровь, хотя народ везде одинаково страдает и везде желает одного и того же. Все наслаждения достаются небольшому числу людей, которому приходится придумывать, что бы такое еще купить на свои богатства; а миллионы трудящихся страдают в труде и невежестве, [135] терпят беспощадное угнетение и остаются при старых предрассудках, закрепляющих их рабство.

Если мы перейдем к частностям, то, увидим, что в промышленности на необходимое не хватает рук, а дорогих и бесполезных вещей производится слишком много; миллионам детей бедняков не во что одеться, а в магазинах выставлены баснословно дорогие шали, на которые потрачено по десяти тысяч рабочих дней. Платы рабочего не хватает на самое необходимое, а вокруг него ничего не делающие люди проживают огромные деньги. Рабство погубило древний мир. Современное общество тоже погибнет, если не прекратит страданий большинства, если будет продолжать думать, что все должны трудиться и терпеть лишения, чтобы содержать в роскоши несколько человек. Оно погибнет, если не захочет понять всю жестокость порядка, к которому подходит такое сравнение. (Варлен читает вслух отрывок из статьи одного социалистического журнала.) «Что сказали бы вы, читатель, если бы, наблюдая стаю голубей, слетевшихся на пшеничное поле, вы заметили, что из 100 птиц 99 вместо того, чтобы беззаботно клевать зерна, старательно собирают их в кучу, оставляя себе мякину, и отдают эту собранную кучу одному голубю, пожалуй, самому плохому из всей стаи; причем этот счастливый голубь, наевшись до отвала, начинает важничать, портить и разбрасывать во все стороны зерна, а остальные 99 голодных голубей только охраняют его богатства, а если который-нибудь из них осмелится попользоваться хоть зернышком из кучи, все другие набрасываются на него и выщипывают ему перья... Вы не видели, конечно, ничего подобного среди голубей, но такие именно порядки установлены между людьми, так именно люди всегда поступают».

Это ужасно, но совершенно верно...

Разве не к таким 99 принадлежит рабочий, который родится в нищете, растет, голодая, плохо одетый, в плохой квартире; растет без матери, вынужденной ходить на работу и оставлять его без призора на жертву тысячам случайностей, которые грозят заброшенному ребенку. И очень часто он приобретает с самого детства болезни, от которых страдает потом всю жизнь. Только что наберется он немножко сил, лет в 8, например, он должен уже начинать [136] работать; должен целые дни проводить за непосильным трудом в нездоровой мастерской, где с ним грубо обращаются, где он не учится ничему, кроме пороков! Вырастет он - судьба его не переменится. В 20 лет его возьмут в солдаты и запрут в казармы или пошлют на войну, где он может быть убит, не узнавши даже, за что сражался. Если он возвратится живым, он может жениться, что бы там ни говорили добродетельный англичанин Мальтус и французский министр Дюшатель, которые полагают, что рабочим не следует обзаводиться семьей, что и самих-то бедняков, не находящих пропитания, никто не принуждает оставаться в живых.

Но рабочий все-таки женится, и тут-то, когда у него родятся дети, он узнает весь ужас нужды, с ее болезнями, дороговизной, безработицей. Если под влиянием этой нужды он потребует прибавки заработной платы, то в Англии его голодом заставят замолчать, в Бельгии его застрелят, в Италии посадят в тюрьму, в Испании против него объявят осадное положение, в Париже потащат в суд...

П р е д с е д а т е л ь  с у д а:  В Париже никого не тащат. Подсудимых приводят в суд и часто обращаются с ними слишком снисходительно. Возьмите свои последние слова назад, иначе я не могу позволить вам продолжать вашу защитительную речь.

(Варлен, посоветовавшись с остальными подсудимыми, соглашается взять назад слово: «потащат».)

Вы не должны ни с кем советоваться. Берете ли вы свои слова назад по своей собственной воле?

В а р л е н:  Беру.

П р е д с е д а т е л ь:  Продолжайте вашу защиту.

В а р л е н:  Всюду со страшными усилиями рабочий влачит свое существование среди лишений и оскорблений. В зрелом возрасте ему нечем помянуть свою молодость, и он должен со страхом ждать старости. Если у него нет семьи или семья его слишком бедна, то, как только пропадет его рабочая сила, он будет арестован за нищенство и бесприютность и, как преступник, умрет в заключении.

А этот человек вчетверо больше сработал, чем израсходовал на своем веку. [137]

Что же сделало общество с остальными тремя четвертями его работы?

Оно отдало их сотому голубю.

Этот сотый - сын богатых родителей - окружен с самого рождения всеми заботами и всею роскошью. Его детство проходит среди ласк и удовольствий. Учителя дают ему всякие знания. Его молодость переполнена наслаждениями: роскошь, игра, кутеж и продажная любовь - все к его услугам.

Насытившись всем на свете, он женится, и семья его окружает своими тихими радостями. За плату он послал вместо себя на опасности войны брата той девушки, которую купил или соблазнил; но его все-таки будут прославлять за патриотизм, на него будут сыпаться почести, чины и награды! Ему нечего опасаться старости, он видит впереди лишь исполнение своих честолюбивых мечтаний. Ведь он богат! А между тем этот счастливец никогда не работал, ничего не произвел; он всю жизнь только пользовался лишениями девяноста девяти своих братьев... Среди этой роскоши и нищеты, угнетения и рабства, невежества и разврата нас одно только и утешает: мы знаем из истории, как непрочен тот порядок, при котором люди могут умирать с голоду у порогов дворцов, переполненных всеми благами мира.

Присмотритесь, и вы увидите глухую ненависть между богатым классом, охраняющим теперешнее положение, и рабочим, который хочет завоевать себе лучшее будущее. Богатый класс вернулся к предрассудкам, исчезнувшим сто лет тому назад, среди него развился самый бешеный разврат, всякий думает только о себе. Все это - признаки близкого падения; земля уходит из-под ваших ног, берегитесь!

Класс, который до сих пор появлялся в истории лишь во время восстаний для того, чтобы уничтожить какую-нибудь великую несправедливость; класс, который угнетали всегда и все правительства, рабочий класс узнал, наконец, что именно нужно сделать, чтобы уничтожить все зло и все страдания. С вашей стороны было бы очень благоразумно - не мешать его справедливому делу... Буржуазия не может ничего противопоставить рабочим, кроме насилий и жесто-костей... Но насилия только ускоряют взрыв. Если бы буржуазия не хотела быть бесполезно жестокой, ей следовало [138] бы уступить место людям, верящим в лучшее будущее и трудящимся над подготовлением справедливого общественного порядка.

Пусть буржуазия поймет, что, так как она не может дать людям того, что им нужно в настоящее время, ей остается только исчезнуть в рядах молодого рабочего класса, который приносит человечеству истинное равенство, союз и свободу.

Текст воспроизведен по изданию: Подсудимые обвиняют. - М., 1962. C. 135 - 139.

Примечание

В мае 1868 года в Париже судились за участие в недозволенном сообществе переплётчик Варлен, красильщик Малон и семеро других из товарищей-рабочих. Недозволенное сообщество, за которое они судились, было основано за три года перед тем и называлось «Международным обществом рабочих». Весною 1868 года оно было ещё не очень велико, но заставило уже задуматься всех врагов рабочего класса, всех богатых, живущих чужим трудом людей (буржуазию).

Дело в том, что, основав это общество, рабочие в первый раз начали действовать сами по себе, совершенно отдельно от всех не-рабочих партий, тогда как раньше они всегда надеялись, что их осчастливят те или другие люди из высших классов, и надеялись понапрасну. На этот раз, соединившись в «Международное Общество», рабочие разных стран решили обходиться без руководства каких бы то ни было благодетелей и добиваться общими силами лучшего будущего для всех трудящихся, ни на кого, кроме самих себя, не рассчитывая. «Освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих», написали они в своём уставе и твёрдо держались этого правила, принимая в общество только таких людей из других классов, которые совершенно перешли на сторону рабочих, и ничего не хотели, ничего не добивались, кроме устройства рабочего дела.

Другою, небывалою раньше, особенностью нового общества была его международность. Поняв, что рабочие везде, во всех государствах, одинаково страдают, что у них одни враги и что как бы ни ссорились между собою эти враги, против рабочих они всегда и все станут заодно, - поняв всё это, рабочие разных стран решили тоже стоять заодно и общими силами добиваться лучшего будущего. С тех пор они никогда не изменяли этому решению. Понимавшие своё положение рабочие всех западных государств - немецкие например, считают своих собственных немецких хозяев и всяких других немецких господ чужими людьми и своими врагами, а французских, английских и всяких других рабочих считают своими товарищами и братьями. Братьями же считают они и русских рабочих и твёрдо были уверены, что, как только русские рабочие поймут свои интересы, они также будут вместе с рабочими всех стран бороться за лучшее будущее для всего трудящегося люда.

Какую силу придал рабочим этот международный союз, сейчас же сказалось при стачках. Стачки повсюду случались и раньше, как случаются и у нас в России. Но так как стачечники полагались только на свои силы, то по большей части хозяевам не трудно было справляться с ними, голод скоро заставлял их вернуться в мастерские, ничего не добившись. Часто дела кончались ещё хуже. За саму стачку почти нигде в Европе не наказывают. Чтобы вмешались полиция или даже войска, надо чтобы случились какие-нибудь беспорядки, чтобы рабочие подрались, повыбивали стёкла в окнах или поломали что-нибудь на фабрике. И при всякой большой стачке хозяева обыкновенно очень желали и даже старались о том, чтобы поскорее случилось что нибудь -подобное. При малейших беспорядках приходили войска, арестовывали зачинщиков, то есть всех рабочих поумнее и посмелее; кто сопротивлялся, тех застреливали, а остальные, лишенные всех лучших товарищей, молча принимались за работу. Наконец, у хозяев было ещё одно средство справиться со стачкой. Они часто вызывали на место своих столкнувшихся рабочих каких-нибудь других, или из соседних городов, или из других государств.

Международное Общество знало, что стачками нельзя добиться никаких больших улучшений в судьбе рабочих, но знало также и то, что без стачек при настоящих порядках обойтись нельзя, что часто только этим способом и можно помешать хозяевам сбавлять без конца и без того ничтожную заработную плату; поэтому Общество решило, раз уж случаются стачки, делать всё возможное для того, чтобы они были удачны, помогать им всеми своими силами. При каждой крупной стачке выборные люди Международного Общества извещали о ней своих сочленов в других городах и странах - и повсюду по мастерским и фабрикам начинались сборы на помощь стачечникам. Рабочие давали, кто что мог: копейками, гривенниками - но так как дававших были десятки тысяч, то из гривенников собирались большие суммы, и брать стачечников голодом не было никакой возможности.

Прекратились и беспорядки: недеясь на успех, рабочие сами старались не дать войскам никакого повода вмешиваться в дело. Перестал удаваться и вывоз рабочих из других стран. Международное Общество сейчас же всюду оповещало, чтобы никто не нанимался к хозяину, на фабрике которого идёт стачка. Словом, с тех пор, как вмешалось в дело Международное Общество, хозяевам приходилось в большей части случаев уступать требованиям рабочих. Это пугало и бесило хозяев и всю буржуазию, поэтому она повсюду подняла крик о необходимости преследовать такое вредное общество. Первое взялось за эти преследования французское правительство. Тогда там царствовал император Наполеон III, порядки были похожи на наши царские. Правительство начало отдавать под суд; одних за другими, всех рабочих, которых парижские члены Международного Общества выбирали для ведения своих дел (сбора денег, приёма новых членов, переписки с другими городами и проч.). Такими выборными Международного Общества были и Варлен с товарищами. Отданные под суд, они сообща обдумали, что именно надо говорить на суде, и поручили Варлену говорить за всех. Мы печатаем дальше перевод этой речи, пропустив начало где Варлен отвечает прокурору и говорит о разных частностях обвинения.

Но прежде скажем несколько слов о самом Варлене и его дальнейшей судьбе.

Во время суда Варлену было 27 лет. Двадцати лет он пришёл в Париж, едва умея читать и писать. Здесь скоро до него дошли слухи о том учении, которое говорит, что рабочие могут и должны освободиться от своей тяжелой доли, что от них самих зависит добыть себе будущее. Он заинтересовался этим учением, захотел знать и понимать как можно больше, и принялся учиться, проводя за книгами вечера, а иной раз - и ночи, так как днём должен быль работать в переплётной мастерской. Когда в Париже основалось Международное Общество, Варлен одним из первых вступил в него. Своим умом, а еще больше своею глубокой преданностью делу, всегдашней готовностью отдать ему все свои силы, он скоро заслужил любовь и уважение товарищей. Его несколько раз посылали на съезды, на которые собирались из всех стран выборные люди Общества, чтобы вместе обсуждать и решать дела рабочего класса. В 1868 году он был, как мы уже говорили, выбран в комиссию, заведовавшую всеми делами парижского отдела Международного Общества, быль предан суду и вместе со всеми остальными подсудимыми приговорён к трём месяцам тюрьмы и к штрафу.

Выйдя из тюрьмы, Варлен тотчас же снова взялся за дела Международного Общества, но вести их стало гораздо труднее. Так как правительство арестовывало всех выборных Общества, то рабочие решили вести дела тайно и не делать больше открытых выборов. А Общество, между тем, быстро распространялось во Франции, и у него были уже десятки тысяч членов, разбросанных по разным городам. Объединить в одно целое этих многочисленных членов без возможности открыто выбирать вожаков - было очень трудно. Всех преданнее, всех энергичней взялся за дело Варлен. Поэтому он скоро сделался общим вождём, «душой», как писали потом о нём его товарищи, рабочего дела во Франции. К нему со всех сторон, изо всех городов, где были члены Общества, обращались за советом и помощью; он главным образом заведовал сборами для помощи стачечникам, он же заботился и о газете, которую издавало Общество.

Трудно представить себе, как справился бы с такой массой дел даже человек, который мог бы отдавать этим делам всё своё время, а Варлену приходилось ещё работать для хлеба, приходилось по временам скрываться от полиции. Тем не менее, его хватило на всё, и более двух лет он оставался во главе французского рабочего движения.

Буржуазии удалось тогда ещё раз победить это движение. Рабочие были вынуждены восстать в то время, когда у них ещё не было достаточно сил для окончательного торжества.

Мы в другой раз разскажем нашим читателям об этом восстании (18 марта 1871 г.) и о Коммуне, рабочем правительстве Парижа, два месяца управлявшем своим громадным городом, и управлявшим умнее и гораздо честнее прежних правительств.

Варлен и в восстании быль впереди, он был также членом рабочего правительства, а затем, когда вошли в Париж посланные буржуазией войска, он бился с ними до конца, остался в живых, но был потом арестован на улице и расстрелян по приказу генерала. Солдаты, которым поручено было расстрелять Варлена, долго водили его из одной улицы в другую, выбирая удобное место для казни. Один враждебный рабочим литератор шёл, из любопытства, за солдатами и присутствовал при смерти Варлена.

Он так писал потом о нём в своей газете: «Какие бы преступления ни совершил этот человек, но он шёл так спокойно, зная, что ожидает его в конце пути и умирал с такой твёрдостью, становилось больно смотреть на всё это».

«Вся жизнь его была примерна» - говорит о Варлене его товарищ Малон. - «Необычайно деятельный, всегда решительный, бесконечно преданный делу и притом очень скромный, никогда не думавший о себе самом, Варлен пользовался огромным нравственным влиянием на всех окружающих. Рабочие никогда не забудут этого человека, который так много сделал для своих братьев и умер за них».

Малон писал эти слова вскоре после смерти Варлена. С тех пор прошло 19 лет, и рабочие не только не забыли этого человека, а наоборот, по мере того, как растёт та борьба, в которой он был одним из лучших борцов, всё большее и большее число рабочих во всех странах мира с любовью и величайшим уважением вспоминает его имя. С такой же любовью будут вспоминать его и русские рабочие, когда начнут бороться за то великое дело, для которого жил и за которое умер Варлен.