История России - Новейшая история России и стран бывшего СССР

На четвертом съезде, еще в конце ноября 1917 года, наша партия произнесла свой окончательный приговор над «коалиционизмом во что бы то ни стало», который исповедывало правое крыло нашей партии. Часть этого крыла, которое еще раньше создала «Организационный комитет», выставлявший при выборах в Учредительное собрание свои списки кандидатов в противовес партийным спискам, оказалась вне партии... Другая часть правого крыла осталась в партийных рядах и, по-видимому, была склонна подчиниться партийной дисциплине, как оказалось впоследствии, лишь до поры, до времени.

Но вот наступили самарские события... Образовался «Комитет членов Учредительного собрания»... Организовалась власть, по типу своему вполне согласная с партийными решениями, однородная социалистическая власть, которая одно время пользовалась признанием не только в районах Самары, Уфы, Симбирска, Казани, Ижевско-Воткинского района, Вольска и Хвалынска, но и в автономных областях Башкирии, Киргизии, казачьих земель Оренбурга и Уральска. Правое крыло нашей партии вначале держалось выжидательно и недоверчиво по отношению ко всем этим «повстанческим авантюрам». И только потом, когда успех увенчал дело, на арене появились крупнейшие имена внепартийного «правого течения». Часть их демонстративно отказалась войти в состав «Комитета членов Учредительного

собрания». Они приехали с готовым планом - над Комитетом (который ими рассматривался, как чисто местная, локальная власть) и над другими, приравненными к нему, локальными правительствами поставить новое правительство, построенное по типу коллективной безответственной диктатуры директории. Эта идея должна быть признана в самом своем корне совершенно чуждой всему миросозерцанию партии социалистов-революционеров. Принципиально строгая и последовательная в проведении принципов чистой демократии, партия в решениях своих съездов и советов не дала и не могла дать никому ни малейшей зацепки для навязывания ей таких олигархических прожектов. А если мы к этому прибавим, что конкретно эти олигархические проекты возглавлялись списками имен, способных среди партии возбудить лишь пожатие плеч («воленародовец» Аргунов, член «Союза Возрождения», на челябинском совещании предложил от имени своей группы всем местный правительствам Урала, Поволжья и Сибири [431] поставить над собою триумвират из Авксентьева, Милюкова и генерала Алексеева, то картина получится вполне законченная...).

Комитет членов Учредительного собрания, как известно, сначала отнесся ко всем этим планам совершенно отрицательно. Но от него начался ряд отпадений и полуотпадений. Против него, новым конкурирующим центром объединения, встало Сибирское прави­тельство, которое из разношерстно-демократического путем ряда кризисов, «дворцовых переворотов» и даже убийств выродилось в сборный пункт всех реакций, вербовавший и на территории Учре­дительного собрания себе тайных сторонников и агентов, вроде пре­словутого атамана Дутова и ему подобных. Сибирь не только не дала никакой помощи самарскому комитету, но и повела против территории Учредительного собрания самую циничную «таможен­ную войну». Она и ее союзники усвоили по отношению к этой тер­ритории определенную предательскую пораженческую тактику. Доехать Комитет не мытьем, так катаньем, взять его измором, пос­ледовательным сокращением его территории, - таков был недву­смысленный план. К нему по недомыслию, по легкомыслию или по авантюризму приложили руку, как мы докажем в одном из ближай­ших номеров, и различные агенты «союзников».

Физически ослабленный появлением в своем тылу замаскированного сибирского фронта, самарский комитет был в то же время

морально ослаблен сильнейшим давлением деятелей правого крыла партии, в этот момент обладавшего достаточным количеством крупных личных сил и авторитетных имен. Он же не устоял перед этим давлением. Он был морально и политически изнасилован. Скрепя сердце он сдал свои позиции и, со смертью в душе, пошел на «уфимскую капитуляцию», из которой вышла коалиционная пя­тичленная временно безответственная «директория». Все, чего мог добиться комитет, - это чисто словесного и, как оказалось, разуме­ется, лицемерного признания своими «контрагентами» Учредитель­ного собрания первого состава, с обязательством его созыва не позднее 1-го февраля для передачи ему решающей власти.

Дальнейшая история директории и смысл ее деятельности были, словно нарочно, предуказаны резолюциями четвертого съезда. Она была давно осужденным «застаиваньем на повторных и бесплодных попытках осуществить во что бы то ни стало отслужившую свое время коалицию с цензовой Россией; ее опыт еще раз доказал «неспособность цензовых элементов примириться с разрешением в пользу трудового народа тех вопросов, которые властно выдвинуты нашей революцией». Это повторение и продолжение опытов с коа­лицией, как предсказал IV съезд, и на этот раз «вело лишь к тому, что творческая работа революционной демократии останавливалась, а попытки идти навстречу реальной потребности страны в твердой власти и порядке не сопровождались одновременным удовлетворе­нием жгучих потребностей трудового населения, оставались без ус­пеха и вызывали растущее недовольство». И конечная судьба ди­ректории, на развалинах которой восстал ею же для того [432] вооружен­ный Колчак, была опять-таки только иллюстрацией того тезиса резолюции IV съезда, которым выражалось сожаление, что трудовая демократия, и наша партия в том числе, не взяла власти, вопреки всем трудностям, безраздельно в свои руки, но «оставляла ее до конца в руках ослабленного, обесцвеченного, потерявшего популяр­ность правительства, сделавшегося легкой добычей первого же заго­вора»[1].

Резолюция оказалась, помимо воли съезда, пророческой. Те пути которые она загородила рогатками партийной дисциплины, снова были испробованы усилиями правого крыла, которому мало было

прежних неудач и посрамлений, и с теми же неизбежными, указанными съездом, жалкими результатами...

Но здесь нам хотелось бы специально отметить одну характерную иллюзию, которой обольщала себя директория и ее привержен­цы из рядов нашей партии. Директория переселилась намеренно в самое гнездо сибирской реакции, - Омск; она включила в себя главу сибирского правительства Вологодского; она решила взять в свои руки весь технический и административный аппарат, создан­ный именно этим правительством; встретившись с талантливым и энергичным человеком повелительного склада, бывшим адмиралом Колчаком, она решила и ему «связать руки», введя его в состав своего министерства. Все это называлось тактикой «обволакивания» сибирской реакции. Втянуть ее в себя, связать ей руки и обезвре­дить - таков был рецепт, хитроумный и тонкий план. Но где тонко, там и рвется. В конце концов, изобретенный способ одоле­ния реакции походил на анекдотический рецепт, как поймать лас­точку: ухитриться насыпать ей соли на хвост. Результаты были красноречивы и убедительны. Реакция «втягивалась» и «обволакива­лась» весьма успешно: она пухла и разрасталась до тех пор, пока «обезвреживающая» ее «оболочка» не растянулась до такой степени, что... лопнула. Омский эксперимент кончился жалко и бесславно.

Но это не единственный, к сожалению, случай хождения путями, отвергнутыми партией. На Кубани со стороны некоторых партий­ных групп был также составлен план хитроумного «обволакивания» такой определенно реставрационной силы, как «добровольческая армия» Деникина. Конечно, и на этот раз вся затея оказалась «поку­шением с негодными средствами», с той лишь разницей, что, к счас­тью, здесь даже и приступа к реальной, практической попытке не было, - все ограничилось газетным кокетничаньем с «добровольца­ми» и заманиванием их в лоно демократии. Ответом был грубый пинок ногой в виде разгрома газеты председателя Южно-русского Комитета членов Учредительного собрания Г.И. Шрейдера («Рус­ская земля») и высылки его самого из пределов края. Та же судьба, что и «обволакивателей» в Сибири. Разница лишь в том, что, насколько известно, Г.И. Шрейдер из своего горького опыта вывел определенную левую мораль, тогда как Н.Д. Авксентьев, если верить телеграммам из Парижа, пробует применить и там все ту же [433] тактику «обволакивателей », но по отношению к союзной интервенции. И, конечно, - с не менее блестящим результатом...

Показательный результат первого уфимского грехопадения, однако, так подействовал на иных из его невольных участников, что они... метнулись на противоположный полюс. И произошла... та же история, только навыворот. Произошло второе «уфимское совещание», вторая «уфимская капитуляция», - на сей раз не в сторону реакционной, а в сторону большевистской диктатуры. И на сей раз иные уже готовы пожертвовать принципами демократии, на сей раз тешат себя иллюзиями возможности успешного «обволакивая» большевистской диктатуры, в целях ее окультуривания и постепен­ной демократизации. И на сей раз не наученные злосчастным опы­том левых эсеров, которые все обволакивали и «обезвреживали» за­полонившую большевизм охлократию, пока не оказались за бортом и с отчаяния не пустились во все тяжкие вспышкопускательства. Какое уж тут «обволакивание» большевизма извне, когда сам совет­ский большевизм не в силах путем внутреннего обволакивания ук­ротить расцветшее в его недрах самодовлеющее «государство в го­сударстве» - чрезвычайку, и она сделалась истинным, закулисным сверхправительством не в меньшей мере, чем «охранка» в старом самодержавном режиме. «Слова и иллюзии гибнут, а факты остают­ся». А факты эти, - хотя бы в виде доселе не освобожденных за­ключенных, - бьют в лицо всем сладким миражом о «легализа­ции» и готовности «с той стороны» идти навстречу создания едино­го революционного фронта. Не так ли призрачны были надежды старого русского либерализма путем «обволакивания» продиктовать воле монарха прогрессивные реформы и оттереть бюрократию? А разве у нас не развелась и не разрослась неимоверно новоявленная советская бюрократия, более чем наполовину ее «примазавших­ся» - пестрая, цепкая, неразборчивая, невежественная и жадная, и разве не держит она в плену все совнаркомы в мире и не обращает в горе и позорище все самые широко задуманные проекты облагодетельствования свыше русского народа, - этого пассивного объекта всех злосчастных экспериментов?

Мораль ясна. Надо, наконец, научиться оставаться верными себе, а не прилаживаться к чужим силам, ходить на собственных ногах, а не прислоняться то к той, то к другой стенке. Все «обволакивания» в мире есть не здоровая самостоятельная революционная политика, а искусственное «политических дел мастерство» и поверхностное политиканство. Под ними психологически скрывается потеря веры в себя, «недоумение нулей, к какой пристать им еди­нице». Ничего этого партия не хочет, все это она категорически от­вергает и призывает к порядку всех справа и слева, допускающих подобные сбои. Ибо партия не утратила веры в себя и хочет только одного: найти себя и оставаться сама собою.


В.Чернов


Источник: Дело народа. 1919. № 4. 23 марта.



[1] Краткий отчет о работах IV съезда партии социалистов-революционеров. Петроград, 1918. С. 144 - 145.


Текст воспроизведен по изданию: Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3 т. - Т. 3. Ч. 2. Октябрь 1917 г. - 1925 г. - М., 2000. С. 431 - 434.

Комментарии
Поиск
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии!
Русская редакция: www.freedom-ru.net & www.joobb.ru

3.26 Copyright (C) 2008 Compojoom.com / Copyright (C) 2007 Alain Georgette / Copyright (C) 2006 Frantisek Hliva. All rights reserved."