Всего лишь пять месяцев протекло с момента крушения австро-венгерской монархии, и вот под давлением экономического состояния страны и ввиду полной неспособности господствующих классов вести дальше дела государства - венгерскому пролетариату пришлось низвергнуть буржуазный государственный аппарат и на место буржуазной демократии учредить вторую советскую республику в Европе. Нужно было ожидать, что неудержимое развитие революции в Венгрии приведет ее к пролетарским формам. Тем не менее всех поразило то обстоятельство, что сама буржуазия признала свою неспособность к дальнейшему руководству общественным и государственным аппаратом, и, таким образом, диктатура пролетариата была достигнута в Венгрии почти при одобрении буржуазии, без пролития крови. И вот возникает вопрос; каковы причины этого почти мирного переворота? И второй вопрос: можно-ли ожидать в Венгрии в дальнейшем контр-революции?

Когда в октябре 1918 г., достигнув предела своей тысячелетней агонии австро - венгерская монархия потерпела позорное крушение, в Венгрии разгорелась жесточайшая классовая борьба между имущими классами и городским и сельским пролетариатом. Фабрики, превращенные во время войны в тюрьмы, стали тотчас-же аванпостами восстания рабочих против их эксплоататоров. Сельский пролетариат двинулся с оружием в руках на помещиков, а возвращавшиеся с фронтов вооруженные рабочие грозили навсегда покончить со всяким классовым господством. Рабочие и солдаты организовывали везде свои советы, у офицеров срывали на улицах знаки отличия. Революция принимала сразу пролетарские формы - пролетариат ведь и совершал ее.

Фактически вся власть находилась уже в руках пролетариата и крестьянской бедноты. Помещичья олигархия уже давно управляла только с помощью насилия, она уже давно тормазила хозяйственное развитие страны. Бедная капиталами, она не могла вести рациональной обработки земли. На мировом рынке ее все больше вытесняли иностранные производители пшеницы. Посредством искусственных ввозных пошлин на пшеницу и скот, при помощи произвольно толкуемых ветеринарных предписаний, [45] она обеспечивала себе земельную ренту, все более удорожая жизнь трудящегося населения. Связанная с помещичьей олигархией финансовая аристократия бесстыдно эксплоатировала, между тем, промышленный пролетариат. Известно, как это совместное хозяйничанье повело к империалистической войне Авсгро-Венгрии против Сербии, к аннексии Боснии и Герцеговины и Албании.

С крушением империализма мнимая власть помещиков оказалась настолько обессиленной, что все ее представители, партии и политики почти бесследно исчезли с политической арены Венгрии. Господствующие классы влекутся к бездне экономическими законами: преследуя свои ближайшие интересы, они работают над собственной гибелью.

С крушением помещичьей олигархии рухнуло и искусственное здание специфического венгерского империализма.. Народы, подавленные и порабощенные венгерской олигархией, вырвались на свободу и соединились со своими единоплеменниками по ту сторону прежней венгерской границы. Экономическая область, об'единенная австро-венгерской властью, распалась на разнородные части. Осталась одна нежизнеспособная чисто-аграрная Венгрия, отрезанная от всякого сырья, угля и т. д. Венгерская буржуазия стояла обезоруженная перед окрепшей, пышущей еще неизрасходованными силами империалистской буржуазией победивших стран.

Только класс, для которого неясен его собственный хозяйственный и общественный порядок, который старается, напротив, изо всех сил замаскировать основы этого порядка и который ради минутных выгод ставит поэтому на карту все свое существование (такова вся история империализма)-только буржуазия могла мечтать о том, что после крушения помещичьей олигархии наступит другая форма буржуазного господства, т. е. господство промышленной и торговой буржуазии. Этому препятствовала теперь сама буржуазия. Со времени обострения классовых противоречий, к которому империализм пришел в Венгрии, как и повсюду, вся буржуазия все более единодушно группировалась вокруг правящей олигархии; если помещики и ставили в Венгрии меньше препятствий организации промышленного пролетариата, чем сельского [46] пролетариата, - почему у промышленной буржуазии частенько пробуждалась жажда неограниченного единовластия, - то в ходе развития империализма все более исчезало это терпимое отношение к пролетарским профессиональным союзам, и почти вся буржуазия концентрировалась в одном лагере, враждебном пролетариату. Втечение войны буржуазия гонялась только за военной прибылью, за миллиардами, которые она загребала. Крушение всего этого великолепия застало ее совершенно неподготовленной, неорганизованной. Вчера еще всесильная, подавляющая рабочих многомиллионной армией, - она оказалась сегодня бессильной. Политически немощная, экономически совершенно дезорганизованная, стоя под ударом империализма соседних государств, венгерская буржуазия оказалась лишенной всякой надежды собраться с силами.

Таким образом, после крушения монархии, промышленный пролетариат оказался единственным классом, которому - как организованному, вышколенному в классовой борьбе, воспитанному в строгой партийной дисциплине, - попала в руки вся власть. Возвращавшиеся с фронтов пролетарии и бедные крестьяне, крестьянская беднота в деревне могли бы поэтому под руководством промышленного пролетариата сразу сломить господство буржуазии и на основе пролетарской диктатуры учредить советскую республику.

Но именно эта строгая партийная дисциплина послужила отчасти препятствием для правильной тактики. Социал-патриотические вожди изменили рабочему классу Венгрии и предали его. Правильно оценив положение и под влиянием агитации тогда еще слабой коммунистической группы, немедленно приступил к экспроприации фабрик,, прогоняя акционеров и их директоров и заменяя их доверенными из среды рабочих; такие революционные действия клеймились социалдемократией, как неорганизованные выступления, как создание нового класса капиталистов на место старого. Крушение же монархии воспевалось, как „победа" рабочего класса, и рабочие призывались к сохранению „порядка". Рабочие дали себя обезоружить, они допустили создание белой гвардии из бывших офицеров, полицейских, жандармов, разорившихся в течение войны мещан и босяков-гвардии, при помощи которой и обезоруживались возвращавшиеся с фронта солдаты. Безучастно взирали рабочие и на то, как восстававшую крестьянскую бедноту сотнями расстреливали из пулеметов или раскаленным железом жгли пятки. „Порядок" восстанавливался испытанными средствами.

Так социалдемократия торопилась на помощь буржуазии, все более превращаясь в полицию партий "порядка". Буржуазия вскоре поняла, какую [47] помощь оказывает ей социалдемократия и стала прославлять лидеров последней, как проницательных реальных политиков, которые "несмотря на свое принципиально враждебное отношение" к капиталистическому обществу, все же „разумно" не гоняются за утопиями. И все больше проникалась буржуазия мечтой - наконец-то достигнуть единовластия.

На словах все стало „социалистическим". Начиная от белогвардейца офицера и до последнего полицейского и уличного торговца, все стали .товарищами". Социалдемократическую партию затопили мелкобуржуазные элементы, которые делали ее все более контр-революциониой, все менее отзывчивой на пролетарские требования. И во всех всплывавших вопросах социалдемократическая партия отстаивала буржуазную точку зрения, разумеется, прикрытую пролетарскими фразами.

Так с помощью „пролетарской" партии социал-демократии создавалась радикально-мелкобуржуазная демократия, спутанный, мелкобуржуазный характер которой сказался уже в том, что она назвала себя партией „Народной Республики". Как будто в эпоху империализма, эпоху до крайности обостренных классовых противоречий существует еще „народ", как единое целое! Это оказалось возможным потому, что крушение империализма в Австро-Венгрии снова создало такое положение когда классы находятся в равновесии и государственная власть приобретает относительно самостоятельное существование. При осужденной на бессилие буржуазии и при бездействии пролетариата, сила которого парализовалась его собственными вождями, государством овладела мелкая буржуазия. И как всегда при господстве мелкой буржуазии, партии управляли без всякой платформы, без ясного понимания положения, качаясь взад и вперед между буржуазией, с ее попытками овладеть государственной властью, и пролетариатом, который оставался достаточно сильным и, даже отуманенный социал-демократией, все таки достаточно сознательным, чтобы не уступать стремлениям буржуазии. Пролетариат дал себя, правда, убедить, что не наступил еще момент для устройства пролетарского государства. Но он не собирался, да и не могъ вместе с политическими требованиями отказаться также и от экономических. Сентиментальные фразы, которыми буржуазия льстила пролетариату, плохо прикрывали ненависть и ярость, с которой она пыталась внушить ему-в ответ на все новые и новые требования-что дезорганизованное капиталистическое хозяйство не в состоянии исполнить этих требований. С растущим недоверием должна была буржуазия видеть, как к промышленному пролетариату присоединялся сельский, настойчиво требуя экспроприации крупного землевладения. [48]

Бессильно взывала она к созданию дисциплинированной армии и к решительной борьбе государственной машины с „нарушителями порядка", которые, не довольствуясь сентиментальными фразами буржуазной демократии, властно отстаивали требования пролетариата в рабочих советах, на собраниях, на фабриках, в рудниках, в деревне.

Наконец, буржуазия решилась на пассивное сопротивление. Фабрики начали закрываться. Прекрасным предлогом для этого послужило то обстоятельство, что лучшие угольные копи были оккупированы вновь возникающими национальными государствами. Буржуазия предоставила власть мелко-буржуазным партиям, которые, сгруппировавшись вокруг социал-демократии, вели теперь своеобразную политику фраз, политику, которая не могла ни помешать буржуазии накапливать силы в контр-революционный лагерь, ни удержать пролетариат от ежедневного пред'явления новых требований к своим собственным „вождям", проповедующим умеренность социал-демократическим министрам.

Это был период собирания сил. Буржуазия собирала свои силы для контрреволюции, пролетариат доростал - в лице окрепшей за это время коммунистической партии-до сознания своей собственной силы. Тем временем господствовали мелкобуржуазные политики, социалдемократы. Возник даже каррикатурный бонапартизм - в лице графа Карольи, который только потому не мог вырасти в венгерскаго Наполеона, что гордая Венгрия потеряла в войне вместе с национальной честью также и армию, и солдаты были настроены слишком враждебно к офицерству, чтобы составить опору для бонапартизма. Все же провозглашение Карольи президентом республики было попыткой поставить судью над классами.

Мелкобуржуазное политиканство должно было оставить все проблемы открытыми, неразрешенными, так как в рамках мелкобуржуазной политики они и были неразрешимы. Шумиха, которую подымали вокруг каждого компромиссного мероприятия, не разубеждала никого в его половинчатости - ни буржуазию, ни пролетариат. Шумиха служит всегда признаком бессилия. Было ясно, что власть мелкобуржазно-социалдемократической фирмы вскоре должна будет очистить место или для буржуазной контр-революции или же для дальнейшего развития пролетарской революции.

Среди мелкобуржуазных партий первая поняла это социалдемократия. Сперва она со всей яростью стала на сторону контр-революции. Она бросила в тюрьму вождей коммунистической партии, энергично боровшихся за чисто пролетарскую революцию. Она безжалостно сметала всякаго, кто выступал в пользу диктатуры пролетариата и [49] Советской системы. Она десятками расстреливала горнорабочих Сальготартана и - подготовляла выборы в учредилку. Тем самым се консервативные лидеры только ускоряли раскол между правым и левым крылом. Последнее все неизбежнее приходило к признанию Советской системы и требованию диктатуры пролетариата.

Контр-революция длилась слишком короткое время. В силу равновесия между обоими решающими классами - крупной буржуазией и пролетариатом-государственная власть, попала на время в руки мелкобуржуазных партий, но это была власть совершенно безсильная, обанкротившаяся, лишенная почти всех реальных аттрибутов власти. Финансы-в самом безутешном, отчаянном состоянии, армия-распылившаяся и безнадежно дезорганизованная; саботирующая бюрократия, „социал-демократически" непослушная полиция и жандармерия; кругом - поддерживаемые Антантой империалистические национальные государства, обрекающие страну на экономическое бессилие и остановку производства. Такая государственная власть не могла составить опоры для контрреволюции. Каждая попытка обеспечить за буржуазией экс-плоатацию оставшихся частей Венгрии должна была разбиваться о хищнические вожделения Антанты и покровительствуемых ею соседних государств. Экономическое бессилие буржуазии влекло за собою ее полное политическое банкротство. После кратковременного господства мелкой буржуазии и после многих попыток сентиментальными фразами успокоить промышленный и сельский пролетариат, эти партии, поняв свое полное бессилие, должны были откланяться и передать власть пролетариату. Пролетариату, а не буржуазии, ибо буржуазия слишком явно оказалась побитой, уничтоженной, приговоренной к экономической и политической смерти. Пролетариат овладел государственной властью и, провозгласив свою диктатуру, преобразовал чисто буржуазную демократию в пролетарскую - в Советскую республику.

Радиотелеграмма, в которой комиссар по иностранным делам, Бела Кун, возвещал об этом пролетариату всего мира, подчеркивает, в качестве ускоряющего момента, империалистическую политику Антанты, которая хотела отдать Венгрию во власть румынской олигархии. Несомненно, политика Антанты сделала свое, чтобы раскрыть глаза венгерскому пролетариату: срывая маску с Виль-соновской политики, она облегчала пролетариату выборъ между Вильсоном и Лениным. Тем не менее, дело не дошло бы до господства пролетариата, если бы власть уже раньше не находилась фактически в его руках. Полный крах капитализма оставлялъ свободным лишь один путь: пролетариат [50] должен был взять в свои руки ведение хозяйства, выпавшее из рук буржуазии.

Но вопрос был решен уже в начале буржуазной революции, в октябре 1918 г. Эта революция была сделана пролетариатом, пролетариат начал ее январьской стачкой 1918 г. и теперь доводил ее до конца. В момент победы пролетариат был предан социалдемократией и введен в заблуждение относительно своей силы. Но скоро пролетариат должен был понять, во-первых, что капитализм уже не в состоянии больше руководить хозяйственной организацией, разрешить вопросы национальный, аграрный и др., и, во-вторых, что буржуазная демократия никогда не сможет привести к победе рабочего класса. Немецко-австрийские выборы раскрыли рабочим глаза. И скорее можно бы сказать, что поведение Антанты замедлило победу коммунистических идей у венгерскаго пролетариата. Пролетариат боялся захватить власть, потому что социалдемократия запугала его кровавым вторжением полчищ Антанты. Но несмотря на это опасение, венгерский пролетариат должен был совершить свою революцию, если он не хотел оказаться во власти буржуазной контрреволюции и, стало быть, голода и мучений дезорганизованной, бессильной, но именно поэтому еще более жестокой капиталистической эксплоата-ции. Пролетарская революция стала повсюду экономической и исторической неизбежностью.

На наш второй вопрос, - можно ли опасаться контрреволюции, - мы уже получили ответ. Контр-революция [51] уже затевала свою игру, но должна была бесславно рухнуть перед силой пролетариата и в виду полной неспособности буржуазии руководить хозяйственным и общественным аппаратом. Факт ея бессилия обнаружился с такой ясностью, что даже социалдемократия не могла, наконец, закрывать на него глаза и, за исключением немногих, давно уже изменивших пролетарским идеалам вождей, вся партия признала необходимость пролетарской диктатуры. Как единое целое, стоит теперь весь пролетариат за новой социалистической партией; вследствие бессилия буржуазии и силы пролетариата весь переворот произошел бескровно, - только Антанта может попытаться поспешить на помощь жалким контрреволюционным элементам. Но сила революционных коммунистических идей доставит окружающим нас новым империалистическим государствам достаточно работы и у себя дома. Венгерский пролетариат отлично знает, что экономическое крушение капитализма причиняет ему невыразимые страдания; диктатура еще не даст ему угля, не даст сырья и т. д.; производство приостановилось, недоверчивый бедный и средний крестьянин в лучшем случае останется равнодушным. Но пролетариат полагается на победу мировой революции и, наперекор всем трудностям, он все-же сумеет организовать новую Советскую Республику и отстоять ее против всех врагов!

Текст воспроизведен по изданию: Коммунистический интернационал: Орган Исполнительного Комитета Коммунистического интернационала. - 1919. № 1. С. 45 - 52.